После такого позора я должна сидеть и улыбаться? Ни за что — празднуйте без меня! — жена грохнула дверью в собственный юбилей.
Антонина проснулась задолго до рассвета. Сквозь сон её пронзила мысль: сегодня сорок. Цифра, когда-то казавшаяся такой далёкой, теперь смотрела на неё каждое утро — в морщинках у глаз, в усталой спине, в бесконечной гонке между семьёй и чужими ожиданиями.
Рядом, похрапывая, лежал её муж — Дмитрий. Он даже не пошевельнулся, когда она осторожно выбралась из-под одеяла. В последние годы он спал крепко… а о ней заботился всё меньше. Антонина взглянула на часы: 05:30. Впереди был день, на который у неё не осталось ни радости, ни надежды. День, который должен был стать праздником, а стал очередной проверкой на прочность.
Кухня встретила её тишиной. Вчера она до полуночи мариновала мясо, резала овощи, месила тесто. Всё ради того, чтобы устроить дома душевный вечер в кругу самых близких. Вот только близкие с каждым годом становились всё дальше.
— Мам, дай триста рублей, — бросил Артём, её шестнадцатилетний сын, появляясь в дверях уже одетым.
— Куда так рано? — Антонина машинально протянула ему деньги.
— С Витьком и Лёхой покатаемся. Вечером вернусь. К гостям.
— А помочь?
— Да ты же и так всё лучше знаешь, — пробурчал он и скрылся. Она даже не стала возражать. Зачем? Ради чего?
К девяти утра кухня напоминала поле боя. Мясо в духовке, пирог поднимался, кастрюли кипели. Дмитрий явился в трениках и майке, зевнул, налил себе кофе.
— С праздничком, Тонь, — кивнул он, чмокнул в щёку и снова уткнулся в телефон. — Сегодня отгул. Хоть отдохну.
— Поможешь?
— Конечно. Сейчас новости досмотрю.
Он «смотрел» их три часа. Потом перебрался к телевизору, где его поглотил футбол. Антонина, стиснув зубы, продолжала месить, жарить, украшать, убеждая себя, что сегодня всё должно быть идеально.
В три приехала сестра Ирина. С порога обняла, сунула в руки букет ромашек.
— Где платье? Где блеск в глазах? Где праздник?
— Всё на плите, — устало ответила Антонина.
Увидев Дмитрия, развалившегося на диване, Ирина резко направилась к нему. Через минуту он, недовольный, появился на кухне.
— Ну чего надо?
— Стол накрой.
Он ворчал, отвлекался, но под пристальным взглядом Ирхи кое-как справился. К шести всё было готово. Антонина натянула простое платье, кое-как подвела глаза — на большее не было ни сил, ни желания.
Гости подтянулись к семи. Родители, коллеги, соседи. Артём вручил открытку, Оля притащила торт. Дмитрий внезапно оживился: громко смеялся, разливал шампанское, по-свойски хлопал Антонину по плечу. А она улыбалась — как кукла, с ноющей спиной и пустотой внутри.
— Тонь, полегче с закусками, — шепнул Дмитрий. — Ты и так в последнее время…
Он не договорил, но взгляд сказал всё. Потом, на весь стол, заявил:
— Мясо пересушила, Тонь. В прошлый раз было сочнее.
Она сжала зубы. Промолчала. А внутри всё закипало — медленно, неотвратимо.
Когда он поднял бокал и провозгласил:
— Сорок лет — возраст серьёзный. Наша Тоня ещё ничего, но могла бы и получше следить за собой… — Антонина встала.
— Всё. Я больше здесь не нужна.
Она вышла. Гости онемели. Ирина бросилась за ней, но Антонина уже была в спальне.
В зеркале стояла женщина с потухшим взглядом. Но под этой маской тлело нечто иное — ярость. Антонина сорвала с себя безликое платье, достала новое, алое. Подвела глаза, распустила волосы, надела серьги — те самые, что Дмитрий подарил ей когда-то… когда ещё любил.
Набрала подругу.
— Людка? Ты свободна? Едем в «Метрополь». Отмечать так, как хочу я.
Когда она вернулась в гостиную — с ярким макияжем, с гордо поднятой головой — гости ахнули.
— Вот это да! — фальшиво воскликнул Дмитрий. — Садись, праздник только начинается.
Антонина улыбнулась.
— Нет, Дима. Праздник — без меня. Я ухожу. От тебя. От всего этого.
Он застыл. Засмеялся нервно:
— Ты что, обиделась? Да я же пошутил!
— Шутка? Знаешь, мне надоело быть мишенью в твоих «шутках». Шестнадцать лет ты «не со зла». Но я больше не хочу. Сегодня я праздную СВОЙ день. Впервые.
И она ушла. Дверь захлопнулась с громким щелчком.
На улице пахло свежестью. У подъезда ждала такси. Людка сидела у окна и махала рукой.
Антонина не оглянулась. Впереди был вечер. Только её вечер. И, возможно, новая жизнь.
