Тяжесть семейного раздора
Вся наша родня отвернулась от нас с братом после того, как мы полгода назад приняли непростое решение определить отца в пансионат для пожилых в Нижнем Новгороде.
Родные обвинили нас в чёрствости и эгоизме, будто мы выбросили родного человека, как отработанную вещь. Но мы знали: там ему будет лучше, там о нём позаботятся. Тем не менее этот выбор разорвал нашу семью на части.
Я, Ульяна, и мой брат Артём давно живём отдельно от родителей. У каждого своя семья: у Артёма — жена и дочка, у меня — муж и сын. Мы всегда помогали родителям, навещали их, а дети каждое лето гостили на их даче под Нижним. Однако годы берут своё, и родители старели прямо на глазах.
Разница в возрасте между отцом и матерью была огромной — почти двадцать лет. Отцу, Владимиру Степановичу, сейчас восемьдесят три. Пока мама была жива, он держался бодро, и никто не верил, что он в таком почтенном возрасте. Но после её смерти три года назад отец совсем сдал.
Он стал другим человеком. Перестал заботиться о себе, забывал пить лекарства, потерял интерес ко всему. Его настроение резко ухудшилось — в дурные дни он мог захлопнуть перед нами дверь, крича, чтобы мы убирались. Однажды мы едва не выломали её: два дня он не отвечал на звонки, а соседи его не видели.
Мы с Артёмом всегда ладили и поровну делили заботу об отце. Его жена и мой муж тоже помогали, как могли. Мы надеялись, что со временем отец оправится от горя, заинтересуется внуками, садом, снова найдёт радость в жизни. Но становилось только хуже.
Полгода назад отец начал говорить странности. То упоминал маму, будто она вышла в магазин, то путал года, называл нас детьми, хотя мы давно выросли. Мы обратились к врачам. Диагноз прозвучал как приговор: возрастные изменения мозга. Лекарства могли лишь замедлить угасание, но не остановить его.
Мы с братом решили, что отец переедет ко мне, а Артём поможет деньгами. Но отец наотрез отказался покидать родной дом. Однажды он так разбушевался, что мы вызвали скорую — у него чуть не случился инфаркт. Врачи посоветовали не нервировать его, и мы отступили.
Однако состояние отца ухудшалось. После инсульта он почти перестал владеть правой рукой, начал хромать. Хуже всего — он стал уходить из дома и теряться. Соседи находили его в соседних дворах, растерянного, не понимающего, где он. Это стало опасно.
Ухаживать за человеком в здравом уме — одно, но жить с тем, кто может в любой момент исчезнуть, — совсем другое. Мы с Артёмом начали искать пансионат, где отцу обеспечат постоянный уход.
Выбор дался нелегко. Мы объехали множество заведений, читали отзывы, разговаривали с персоналом. В конце концов нашли подходящее место — уютный дом под Нижним, с медицинским наблюдением, прогулками, занятиями с психологом, бассейном и шахматным кружком. Да, стоило это немало — почти половину нашей зарплаты, но ради отца мы были готовы на всё.
Поначалу мы навещали его каждый день, следя, как он привыкает. К нашей радости, отец будто ожил. Он перестал путать реальность, снова мог подолгу разговаривать, даже подружился с другими постояльцами — вместе они смотрели советские фильмы и играли в шахматы. Он говорил, что ему там хорошо.
Мы вздохнули свободнее. Отец вовремя принимал лекарства, был под присмотром, больше не рисковал заблудиться. Мы сделали всё возможное. Но родня нас не поняла.
Родственники обрушились на нас с упрёками: мол, сдали отца в дешёвый приют, где его морят голодом. Особенно злилась тётя Галина, младшая сестра отца. Её слова резали, как нож: «Предали отца, выбросили, как старую мебель!» Её злость заразила остальных, и вскоре вся родня объявила нам бойкот.
Мы пытались объяснить: показывали фотографии пансионата, рассказывали, как там заботятся об отце, приводили его слова о том, что ему там спокойно. Но никто не хотел слушать. Тётя Галина кричала, что мы бессердечные, что отец страдает в неволе.
В конце концов мы махнули рукой. Пусть думают, что хотят. Мы с Артёмом знаем правду: отец в безопасности, он улыбается, играет в шахматы, а не бредёт один по улицам, рискуя жизнью. Его покой — вот что важно.
Но каждый раз, когда я вижу его, сердце сжимается. Мы спасли отца, но потеряли семью. И эта боль, кажется, останется с нами навсегда.
**Жизнь часто ставит перед выбором: поступить правильно — или угодить другим. Но совесть важнее чужих мнений.**
