Когда мой сын женился, это было уже давно — почти десять лет минуло. Его супругу звали Варварой, и до того она успела побывать замужем, воспитывая дочь Анфису. Я приняла их обеих как родных, без лишних слов. Все эти годы помогала чем могла: и деньгами поддерживала, сидела с детьми, чтобы у сына с женой была возможность передохнуть или побыть наедине. Я отдавала им всю свою душу, даже если это давалось мне нелегко.
С Варварой у нас никогда не складывалось по-настоящему тепло. Мы не ссорились, но и близости не было — будто незримая стена стояла между нами. Первый муж её платил алименты, но в её жизни не появлялся — ни звонков, ни встреч. Анфиса росла на руках моего сына, Григория. Он стал ей вместо отца — возил в школу, помогал с уроками, играл и заботился. И я считала девочку внучкой: вязала ей варежки, баловала пряниками. Но, как выяснилось, чувства мои остались без ответа.
В минувшем году Анфиса выходила замуж. Я радовалась этому событию, представляла, как увижу её в белом платье, как буду среди гостей… Но приглашения нам с Гришей так и не пришло. Варвара сухо пояснила, что позвали только «настоящую родню». А мы, оказывается, к таковой не относились. Вместо Григория, который десять лет растил Анфису, на свадьбе стоял её кровный отец — человек, ни разу не поинтересовавшийся её жизнью. Лишь алименты платил — и этого, видимо, хватило, чтобы занять почётное место.
Я онемела от боли. Всё это время я верила, что Анфиса — моя кровинка, а для неё я оказалась чужой тёткой. Григорий молчал, но глаза его потухли. Я видела — его предали. Мы оба чувствовали себя выброшенными за порог, но не стали кричать об этом. К чему? Если нас не считают семьёй, слова ничего не изменят.
Недавно мне в наследство досталась маленькая «однушка» на окраине Красноярска. Я сдавала её, и эти деньги становились подспорьем к моей пенсии. Всё шло своим чередом, как вдруг раздался звонок Варвары. Голос её звучал сладко, даже заискивающе. Оказалось, Анфиса ждёт ребёнка, но с жильём у них туго. И вот они просят, чтобы я выгнала жильцов и пустила их в свою квартиру. «Ты ведь бабушка, тебе же не трудно помочь?» — сказала она, словно это было очевидно.
Я застыла, не веря ушам. Когда дело дошло до свадьбы, я была чужой, не заслужившей даже приглашения. Но стоило понадобиться жильё — и я внезапно стала «бабушкой»? Эта наглость обожгла, как удар кнута. Я не ответила сразу, но в душе уже решила: скорее всего, откажу. Может, это и мелочно — держаться за обиду, но я не могу простить такого лицемерия. Они отвергли нас с сыном, нашу любовь, а теперь ждут, что я распахну перед ними дверь?
Не понимаю, как Григорий до сих пор живёт с Варварой. Как он терпит такое предательство? Вижу, как ему тяжело, но он молчит — ради семьи. А я молчать не хочу. Сердце болит от несправедливости. Я столько отдала им — и что получила взамен? Холод и расчёт. Неужели я должна стереть обиду и снова подставить плечо? Не знаю… Но чувствую, что больше не хочу быть для них просто полезной. Пусть ищут жильё там, где их «настоящие» родные.
