Я больше не могу… Просто нет сил. Куда деть мою старую мать?
Мир рушится. Казалось, справлюсь, но нет. История моя — как нож в сердце.
Я — младшая. Старший брат, Дмитрий, на три года впереди. Мать родила нас поздно: Дмитрия — в 42. Они с отцом ждали детей годами, врачи твердили о бесплодии, но чудо случилось. А я, Полина, появилась, когда маме стукнуло 45.
Родители были уже немолоды. Их любви хватало, но энергии — нет. Порой мы, дети, чувствовали себя чужими в их мире, где всё двигалось медленнее. Но жаловаться? Никогда. Они отдавали нам всё.
В 17 лет отец умер. Мир почернел. Мать словно умерла вместе с ним — глаза пустые, голос безжизненный. Мы с Димкой держались, как могли. Он уехал в Москву, оттуда — в Германию. А я осталась в Нижнем Новгороде.
Сейчас маме 79. Она как ребёнок, только тяжелее. Забрала её к себе в хрущёвку. Не выдерживаю. Она то утюг оставит, то воду не закроет. «Хотела помочь», — бормочет, а у меня сердце сжимается. Говорить-то не за что…
Готовить она уже не может. То соль переложит, то суп сгорит. А позавчера забыла кастрюлю на плите — дым стоял коромыслом. Но самое страшное — её память. Однажды ушла «на минуточку» и заблудилась. Искали её шесть часов, пока продавец из ларька не позвонил: «Ваша мать у памятника сидит, плачет».
Я вся дрожу, когда вспоминаю. Жизнь превратилась в ад. Хотела на пенсии отдохнуть, детей поднять, а теперь — круглые сутки дежурство. Больше нет сил.
Мне самой за пятьдесят. Двое детей, внуки… Думала, наконец заживу для себя. Ан нет — снова пелёнки, только теперь для родной матери. Она слабеет с каждым днём, а я таю, как свечка.
Иногда ловлю себя на ужасной мысли: куда бы её пристроить? Мать родная… Всю жизнь положила на нас. Но я тону. Брат из Берлина звонит, деньги присылает, но не в деньгах дело. Я одна. И каждый день — сражение с виной.
Она не виновата, что стареет. Но и я не виновата, что задыхаюсь. Люблю её, да только любовь эта — как камень на шее.
Помню её молодой: сильной, смелой, всегда знающей, что делать. Теперь она — тень. Иногда улыбается, называет меня Полинкой, а иногда — «девочкой», будто я не я.
Подруги советуют сиделку нанять. Но как я позволю чужой тёте возиться с моей матерью? Вдруг обидят? Вдруг она подумает, что я её бросила?
Вечером, укладывая её, смотрю на морщинистое лицо и думаю: сколько ещё выдержу? Куда её? Как найти грань между долгом и своим счастьем? Любовь воюет с отчаянием внутри… И кто победит — не знаю.
