В маленькой деревушке под Псковом, где летний воздух наполнен ароматом скошенного сена, моя жизнь в 36 лет омрачена болью за мою дочь. Меня зовут Светлана, я замужем за Сергеем, и у нас есть восьмилетняя дочь Дашенька. Вчера Дашенька вернулась от бабушки, моей свекрови Анны Ивановны, вся в слезах. Она рассказала, как та обругала её из-за клубники на грядке. Я кипела от ярости, не зная, как защитить дочь, не разрушив хрупкий мир в семье.
Дашенька — наше солнышко. Добрая, живенькая, души не чает в природе. Мы с Сергеем живём в городе, но часто навещаем его родителей, где Дашенька проводит время с бабушкой. Анна Ивановна всегда казалась мне суровой, но любящей. Учила внучку полоть грядки, кормить кур, и я радовалась, что дочь растёт в гармонии с деревенской жизнью. Сергей, инженер, гордился тем, что Дашенька так тянется к бабушке. Я не лезла в их отношения. Но вчера всё рухнуло.
Анна Ивановна боготворит свой огород. Её грядки — её гордость, особенно клубника, за которой она ухаживает, как за ребёнком. Дашенька всегда бегала туда с радостью, помогала поливать. Я думала, свекровь рада её помощи, но оказалось — видит в ней угрозу своему урожаю. Простой детский поступок стал поводом для слёз, которые я не могу стереть из памяти.
Вчера Дашенька прибежала домой, заливаясь слезами. Я обняла её, спрашивая, что случилось. Сквозь рыдания она прошептала: «Мама, пока бабушка отлучилась, я пошла на грядку. Увидела спелую клубнику и не удержалась — сорвала несколько ягодок. А она вернулась и закричала: “Что ты тут вытворяешь?! Топчешь мои посадки, воришка!”» Дрожащий голос дочери резал сердце. Она не хотела ничего портить — просто не смогла устоять перед соблазном.
Я онемела. *Воришка?* Моя дочь, которая обожала бабушку? Анна Ивановна не просто отругала её — она унизила, заставила чувствовать себя преступницей за детскую шалость. Я позвонила свекрови. «Света, она мне грядки портила, ягоды воровала! Надо её приструнить!» — бросила та в трубку. Я пыталась объяснить: Дашенька — ребёнок, можно было просто поговорить. Но свекровь стояла на своём: «Мой огород — не детская площадка!»
Сергей, узнав, лишь махнул рукой: «Ну, мать строгая, но Даша и правда виновата». Его равнодушие обожгло меня. *Виновата?* Она же ребёнок! Не могу простить, что дочь плакала из-за горстки ягод, которые свекровь ценит больше её улыбки.
Теперь Дашенька боится ехать в деревню. «Мама, а вдруг бабушка опять накричит?» — шепчет она, и у меня сжимается сердце. Я всегда учила её уважать старших, но как объяснить эту жестокость? Анна Ивановна даже не извинилась. Её грядки дороже внучки. Подруги в гневе: «Светка, не пускай её туда, это же травма!» Но Сергей упрямится: «Мать не хотела зла, не драматизируй».
Я вижу, как Дашенька стала тише. Больше не болтает про деревню, не рисует бабушкин сад. Её радость угасла, и я виню себя за то, что не защитила её раньше. Свекровь всегда была крутой, но чтоб так… Как вернуть дочери уверенность? Как доказать, что она не виновата?
Что делать?
Запретить видеться с бабушкой? Это рассорит нас с Сергеем. Поговорить с Анной Ивановной? Боюсь, она снова обвинит Дашеньку в «распущенности». Попросить мужа вмешаться? Он уже выбрал сторону. Или молчать, надеясь, что дочь забудет? Но я не хочу, чтобы она росла с чувством вины.
В 36 лет я хочу, чтобы моя девочка смеялась, а не плакала. Анна Ивановна дорожит огородом, но её слова ранили Дашеньку. Сергей любит нас, но его молчание оставляет меня один на один с болью. Как защитить дочь? Как заставить свекровь понять, что она не права?
Это мой крик о праве ребёнка на детство. Анна Ивановна, может, и не хотела зла, но убила радость внучки. Сергей хочет мира, но его бездействие — предательство. Я хочу, чтобы Дашенька снова смеялась, чтобы её любовь к бабушке не стала страхом. В 36 лет я должна быть матерью, которая защищает, а не молчит.
Я — Светлана, и найду способ отстоять свою Дашеньку, даже если придётся поставить свекровь на место. Пусть это будет трудно, но я не позволю никому ломать мою девочку.
