Мама пообещала мне наш дом у реки… Но после ремонта вдруг передумала
С детства я грезила об этом доме. Скромный, видавший виды сруб на берегу Волги, с ароматом сосны, мокрого песка, пирогов из русской печи и долгих летних закатов. Каждое лето мы приезжали сюда: с братом и сестрой купались до синевы губ, рыбачили с отцом, а по вечерам слушали, как плещется вода и поскрипывают старые половицы. Для меня это была не просто дача — частица сердца, кусочек семейной души, место, где по-настоящему чувствуешь себя дома.
Когда мне стукнуло тридцать пять, мама как-то между делом обронила:
— Света, ты же знаешь, дом достанется тебе. Я давно решила. Ты его любишь, всегда о нём заботишься.
Я не просила, не требовала. Просто поверила.
Год спустя дом начал ветшать: фундамент перекосило, крыша протекала, оконные рамы шатались на ветру. Мама постарела, денег на ремонт у неё не было. А я не могла смотреть, как гибнет родное гнёздышко.
Отказалась от отпуска на море, от поездки в Турцию, от ремонта в своей квартире. Все накопления — в этот дом. Наняла рабочих, каждые выходные приезжала: следила, выбирала обои, помогала. Подбирала мебель, шторы, ковры. Вдохнула в старые стены новую жизнь. А мама лишь умилённо качала головой:
— Господи, как преобразилось… Словно в мои годы вернулась.
— Я же говорила, что он ещё послужит, — отвечала я, усталая, но счастливая.
Когда всё было готово, мы сидели с ней на обновлённой террасе. Солнце клонилось к горизонту, чай в кружках уже остыл. Вдруг она потупила взгляд и прошептала:
— Света… Я отдала дом Иришке.
— Что? — я не сразу осознала.
— Ну, твоей сестре… У неё же сложности. Развод, ребёнок, съёмная квартира. Подумала, ей сейчас нужнее…
Я онемела. Сидела, не в силах вымолвить ни слова. Внутри всё оборвалось. Будто нож в сердце. Этот дом был моей надеждой, моим причалом. Я верила, что он навсегда мой. Вложила туда не только рубли — душу, силы, память. А Ира? Она и не вспоминала про это место. Не приезжала годами. Ей всегда было не до него. И мама даже не спросила меня. Просто — взяла и отдала.
Я не устроила сцену. Не кричала. Просто встала и вышла. Неделю не могла есть, спать, даже говорить. В груди — пустота, дышать больно. Будто мама вырвала у меня кусок души — и бросила. Словно сказала: «Ты крепкая, переживёшь». Но я не пережила.
Через неделю набралась сил и позвонила:
— Мам… Тебе хоть чуточку жаль?
Она помолчала. Потом тихо ответила:
— Хотела помочь вам обеим… А ранила только ту, что всегда была рядом.
С тех пор я бываю у неё редко. Сестра теперь живёт в том доме. Мы почти не общаемся. Дом у реки больше не дом. Просто стены. Чужие. Холодные. Как и та часть меня, что навсегда осталась там.
Иногда предают не чужие, а свои. Обещания, данные в семье между родными, — святое. Потому что предательство от близких не лечит время, не глушит прощение. Его не залечить словами, не искупить оправданиями. Оно просто живёт в тебе. До конца.
