Взглянув на чек мужа из супермаркета, я увидела две баночки детского питания. Но у нас же нет детей. В тот вечер я все поняла
Бумажный чек лежал на кухонном столе, белый и безобидный. Просто итог вечернего похода Дмитрия в магазин.
Я пробежала глазами по строчкам: молоко, хлеб, сыр. Все как всегда. А потом две баночки детского пюре. Яблочное.
У нас не было детей.
Дим, а это что? я ткнула ногтем в строку, когда он зашел на кухню, шурша пакетом.
Он бросил короткий взгляд.
А, это для Семёнова с работы. У него дочка родилась, просил купить, легко ответил он, открывая холодильник. Вечно у человека времени не хватает.
Звучало логично. Даже благородно. Но что-то в его ровном тоне заставило меня насторожиться.
На следующий день от его пиджака, брошенного на стул в спальне, пахло чем-то чужим. Не моими духами и не его одеколоном. Сладковатый, едва уловимый запах детской присыпки. Я поднесла ткань к лицу. Запах был настойчивый, въедливый. Это было не случайно.
Вечером я спросила снова, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Ты сегодня заезжал к Семёнову? Передал питание?
Дмитрий, не отрываясь от телефона, кивнул.
Да, конечно. Он сказал спасибо.
Странно, протянула я. Я звонила сегодня в ваш отдел, хотела, чтобы ты подошёл к телефону. Секретарша сказала, что Семёнов уже неделю на больничном. С ангиной.
Он медленно поднял на меня глаза. В них не было ни вины, ни стыда. Только холодное, аналитическое раздражение.
Аня, ты начинаешь меня утомлять. Ты что, слежку устроила? Я зашёл к нему домой. В чём проблема?
Проблемы не было. Была лишь липкая, продуманная ложь.
Через несколько дней я убиралась в нашей машине. Под сиденьем, за ковриком, лежало что-то маленькое. Дешёвая пластиковая погремушка в виде утёнка. Она не могла принадлежать детям наших друзей мы давно никого не возили, кроме друг друга.
Я держала этого утёнка в ладони. Он был потрёпанный, явно чей-то любимый. И в тот момент я всё поняла. Не умом всем существом.
Мой идеальный, заботливый муж жил какой-то другой, мне совершенно незнакомой жизнью. И в той жизни были дети.
Я вернулась в квартиру. Дмитрий смотрел телевизор.
Я нашла это в машине, протянула ему погремушку на раскрытой ладони.
Он посмотрел на утёнка, потом на меня. И впервые за всё это время я увидела, как маска спокойствия и прагматизма дала трещину. На его лице мелькнул страх.
Я не знаю, что это, его голос стал глухим.
А я знаю, ответила я. Просто скажи, как давно?
Он молчал, глядя в одну точку на стене. Это молчание было страшнее любого крика. Оно было признанием.
Просто скажи честно, Дим. Хотя бы сейчас.
Четыре года, вырвалось у него. Сыну четыре года.
Четыре года. Это число гулким эхом прокатилось в моей голове. Не минутная интрижка. Не ошибка. А целая жизнь, построенная параллельно нашей.
Я опустилась в кресло напротив. Ноги вдруг онемели.
Её зовут Ирина, сказал он так, будто сообщал прогноз погоды. Мы познакомились на конференции в Питере.
Он не просил прощения. Просто констатировал факты. Будто закрывал квартальный отчёт.
И ты решил, что можешь просто иметь две семьи? Одну здесь, другую там?
Аня, всё сложнее, он потер переносицу. Ты сама не хотела детей. Мы это обсуждали. Ты говорила, что не готова, что карьера важнее.
Это было не совсем ложью. Это было хитроумным перекручиванием правды. Я говорила, что не готова «сейчас». Я хотела сначала встать на ноги в своей юридической фирме. А он перевёл мои слова в абсолютный отказ.
То есть ты решил проблему. Очень по-деловому. Нашёл женщину, которая была готова.
Я не «искал», так получилось, в его голосе прозвучали защитные, грубые нотки. И я никого не бросил. Я обеспечивал обеих. Тебя. Её. Сына.
Я посмотрела на нашу гостиную. Идеально подобранная мебель, картина современного художника на стене, дорогие шторы. Всё это теперь казалось декорацией. Подделкой, купленной на деньги, которые должны были быть только нашими.
То есть я должна быть тебе благодарна? За то, что ты меня «обеспечивал», пока тратил наши общие деньги на вторую семью?
Деньги зарабатывал я, Аня, отрезал он. И немалые. Хватило на всё. Ты ни в чём не нуждалась.
Вот оно. Ключевое слово. «Прагматик». Для него это не было изменой, а диверсификацией активов. Одна женщина для статуса и удобного быта. Другая для продолжения рода.
И самое страшное он, кажется, искренне не понимал, что здесь не так.
Где они живут? спросила я. Голос был чужим, механическим.
В Подмосковье. Я купил им квартиру.
Конечно, купил. Наверное, и ремонт сделал. Выбирал обои в детскую, пока я тут ждала его из «командировок».
Я встала и подошла к книжному шкафу. Там стояла наша свадебная фотография в серебряной рамке. Мы улыбались. Двое счастливых, ничего не подозревающих идиотов.
Покажи мне его фото. Сына.
Дмитрий на мгновение замер. Потом достал телефон, что-то нажал и протянул мне.
С экрана на меня смотрел светловолосый мальчик на велосипеде. Он был очень похож на Дмитрия в детстве. Та же улыбка, тот же взгляд.
Я смотрела на фото, и мир вокруг сжался до размеров маленького экрана. Вот он. Реальный, живой мальчик. Которому мой муж покупает яблочное пюре. И погремушки.
Его зовут Артём, тихо сказал Дмитрий.
Я вернула ему телефон. Внутри не было бури. Был какой-то странный, вымороженный вакуум. Будто все эмоции разом отключились.
Я хочу, чтобы к утру ты отсюда ушёл, сказала я, поворачиваясь к нему. Собери вещи и поезжай к ним.
Он поднялся. В его глазах не было раскаяния, только раздражение. Будто выгодная сделка срывалась.
Аня, не руби с плеча
