У могилы богатая женщина услышала от бродяги вопрос: «Вы тоже знали мою маму?» Она рухнула без чувств.
Для большинства кладбище место прощания и скорби. Для Валеры оно стало домом. Не в прямом смысле крыши над головой у него не было, разве что обветшалый склеп, где он прятался лишь в лютые морозы. Но душой он чувствовал себя здесь своим.
Тишину нарушали лишь птицы да редкие пришедшие поплакать над могилами. Здесь никто не тыкал пальцем в его потрёпанную телогрейку и развалившиеся ботинки. Мёртвым всё было безразлично и в этом была странная, умиротворяющая справедливость.
Валера проснулся от холода на картоне, служившем ему постелью, осела роса. Туман клубился над крестами, будто укрывая их от чужих глаз. Он сел, потёр глаза и, как всегда, окинул взглядом своё «царство» ряды памятников, поросших травой.
Его утро начиналось не с чая, а с обхода. Нужно было проверить, не раскидали ли венки, не потоптали ли цветы. Его единственным другом и начальником был дядя Миша седой, ворчливый сторож с хриплым голосом, но добрыми глазами.
Опять торчишь, как столб? донёсся из сторожки его голос. Иди чай пить, пока не замёрз.
Сейчас, дядя Миша, буркнул Валера, не отрываясь от дела.
Он направился к скромной могиле в дальнем углу. Простая серая плита с надписью: «Алевтина Ивановна Соколова. 19672012». Ни фотографии, ни слов. Но для Валеры это было святое место. Здесь лежала его мать.
Он почти не помнил её ни лица, ни голоса. Его память начиналась с детдома, с казённых стен и чужих людей. Она ушла слишком рано. Но у могилы он чувствовал тепло, будто кто-то незримый рядом. Будто она всё ещё заботится о нём.
Он выдернул сорняки, протёр камень тряпкой, поправил букет полевых цветов, который собрал накануне. Говорил с ней о погоде, о воронах, о том, как дядя Миша накормил его щами. Жаловался, благодарил, просил защиты. Верил, что она слышит. Эта вера держала его. Для мира он бродяга, отброс. Но здесь он был кем-то. Он был сыном.
День шёл своим чередом. Валера помог дяде Мише подкрасить ограду, получил миску супа и снова вернулся к «маме». Сидел на корточках, рассказывал, как солнце пробивалось сквозь туман, когда вдруг раздался скрип шин по гравию.
К воротам подкатил чёрный «Мерседес». Из него вышла женщина будто со страницы глянца. Кашемировое пальто, безупречная причёска, лицо, на котором читалась скорбь, но не страдание скорее достоинство. В руках огромный букет белых хризантем.
Валера съёжился, стараясь стать незаметным. Но женщина шла прямо к нему. Прямо к могиле его матери.
Сердце сжалось. Она остановилась у плиты, плечи её задрожали беззвучные, тяжёлые рыдания. Она опустилась на колени, не замечая, как пачкается её дорогая одежда, и положила цветы рядом с его скромным букетиком.
Простите прошептал Валера, не в силах молчать. Вы к ней?
Женщина вздрогнула, подняла на него глаза мокрые, полные боли.
Да, ответила она.
Вы тоже знали мою маму? спросил он с детской прямотой.
В её взгляде мелькнуло замешательство. Она оглядела его рваную одежду, худое лицо, глаза, полные доверия. Потом снова посмотрела на надпись: «Алевтина Ивановна Соколова».
И вдруг поняла. Лицо её побелело, губы задрожали. Глаза закатились она начала падать. Валера успел подхватить её.
Дядя Миша! Сюда! закричал он в панике.
Сторож прибежал, тяжело дыша.
Тащи в сторожку! Чего торчим?!
Вдвоём они дотащили её до прокуренной комнатки, уложили на продавленный диван. Дядя Миша плеснул ей в лицо воды, поднёс нашатырь. Она застонала, открыла глаза, огляделась, будто не понимая, где находится. Потом взгляд её остановился на Валере.
Она смотрела на него долго, будто искала что-то в его чертах. В глазах больше не было шока только глубокая, невыносимая грусть. Она поднялась, протянула руку и прошептала слова, которые перевернули его жизнь:
Как долго как долго я тебя искала
Валера и дядя Миша переглянулись. Сторож налил воды в стакан. Женщина сделала глоток, собралась с мыслями.
Меня зовут Ольга, сказала она тихо, но твёрдо. Чтобы вы поняли мне нужно рассказать всё.
И она начала. Её история унесла их на тридцать лет назад.
Она была простой девушкой из провинции, приехавшей в Москву за лучшей жизнью. Без денег, без связей, устроилась горничной в богатый дом. Хозяйка властная, жестокая вдова держала всех в страхе. Единственным светом стал её сын Дмитрий. Красивый, но слабый, полностью подчинённый матери.
Их любовь была тайной. Когда Ольга забеременела, Дмитрий испугался. Он обещал жениться, но под давлением матери сдался. Вдове не нужна была бедная невестка и внебрачный ребёнок.
Ольгу оставили в доме до родов, пообещав потом деньги и избавление от ребёнка. Лишь одна женщина поддерживала её горничная Алевтина.
Тихая, незаметная, Алевтина всегда была рядом кормила, утешала. Ольга не замечала тени в её глазах. Зависти. Глубокой, почти болезненной к её молодости, любви, даже к ребёнку, которого сама Алевтина так и не смогла иметь.
Роды прошли тяжело. Когда Ольга очнулась, ей сказали: ребёнок умер. Сердце разорвалось. Её выгнали с деньгами. Дмитрий даже не попрощался.
Прошли годы. Однажды она узнала правду. Алевтина уволилась вскоре после её ухода, оставив записку. В ней, терзаемая угрызениями, она призналась: подменила здорового младенца мёртвым, заплатив санитарке.
Она украла сына Ольги. Зачем? Из желания быть матерью. В записке она писала, что будет любить его. А потом исчезла.
С тех пор Ольга искала. Годы.
