На свадьбе сын оскорбил свою мать, назвав её «подлой» и нищенкой, и приказал уйти. Но она взяла микрофон и произнесла речь…
Людмила Степановна стояла в дверях, чуть приоткрыв створку чтобы не мешать, но и не пропустить важный момент. Она смотрела на сына тем взглядом, в котором смешались материнская гордость, нежность и что-то почти священное. Сашка перед зеркалом в светлом костюме с бабочкой, которую помогли завязать друзья, выглядел как герой из кино ухоженный, красивый, уверенный. Но внутри у неё сжалось от боли: казалось, она здесь лишняя, будто её нет в этой жизни, будто её и не звали.
Она поправила подол старого платья, мысленно прикидывая, как оно смотрится с новым пиджаком, купленным специально к свадьбе ведь она всё равно решила пойти, даже без приглашения. Но едва она сделала шаг вперёд, Сашка, будто почувствовав её взгляд, резко обернулся, и его лицо изменилось. Он подошёл, закрыл дверь и остался в комнате.
«Мама, нам нужно поговорить», сказал он спокойно, но твёрдо.
Людмила выпрямилась. Сердце застучало так, что, казалось, слышно в тишине.
«Конечно, сынок. Я купила те туфли, помнишь, которые показывала? И ещё»
«Мама», перебил он. «Я не хочу, чтобы ты приходила завтра».
Она замолчала, будто не сразу поняла смысл сказанного.
«Почему?..» дрогнул её голос.
«Потому что это свадьба. Там будут люди. А ты ну выглядишь не совсем подходяще. И работа твоя Мам, пойми, я не хочу, чтобы думали, что я из дна».
Его слова упали, как лёд. Людмила попыталась возразить:
«Я записалась к стилисту, сделаю причёску, маникюр Платье у меня скромное, но»
«Не надо», резко оборвал он. «Не усугубляй. Ты всё равно будешь выделяться. Пожалуйста. Просто не приходи».
Он ушёл, не дожидаясь ответа. Людмила осталась одна в полумраке комнаты. Тишина обволакивала её, как вата. Даже дыхание, даже тиканье часов всё стало глухим.
Она долго сидела неподвижно. Потом, будто подталкиваемая чем-то внутри, встала, достала с антресоли старую пыльную коробку, открыла её и вынула альбом. Он пах газетной бумагой, клеем и забытыми днями.
На первой странице пожелтевшее фото: девочка в мятом платье рядом с женщиной, держащей бутылку. Людмила вспомнила тот день мать кричала на фотографа, потом на неё, потом на прохожих. Через месяц её лишили родительских прав. Так Людмила оказалась в детдоме.
Страница за страницей били её, как удары. Групповое фото: дети в одинаковой одежде, без улыбок. Воспитательница с суровым лицом. Тогда она впервые поняла, что значит быть ненужной. Её били, наказывали, оставляли без ужина. Но она не плакала. Плакали только слабые. А слабых не жалели.
Следующий раздел юность. После выпуска она работала официанткой в придорожной забегаловке. Тяжело, но уже не страшно. Она обрела свободу и это окрыляло. Стала аккуратной, подбирала одежду, шила юбки из дешёвых тканей, завивала волосы по-старинке. По ночам училась ходить на каблуках просто чтобы почувствовать себя красивой.
Потом случай. В кафе поднялся шум. Она нечаянно пролила томатный сок на клиента. Паника, крики, управляющий требовал объяснений. Она пыталась оправдаться, но все злились. И тогда Виктор высокий, спокойный, в светлой рубашке вдруг улыбнулся и сказал:
«Да ладно, обычный сок. Неприятность. Дайте девушке спокойно работать».
Людмила остолбенела. Так с ней ещё никто не говорил. Руки дрожали, когда она брала ключи.
На следующий день он принёс цветы. Просто поставил на стойку и сказал: «Хочу пригласить тебя на кофе. Без подтекста». Улыбался так, что она впервые за много лет почувствовала себя не «официанткой из детдома», а женщиной.
Они сидели на скамейке в парке, пили кофе из пластиковых стаканчиков. Он рассказывал о книгах, путешествиях. Она о детдоме, мечтах, о ночах, когда во сне у неё была семья.
Когда он взял её за руку, она не поверила. Мир будто перевернулся: в этом прикосновении было больше нежности, чем за всю её жизнь. С тех пор она ждала его. И каждый раз, когда он появлялся в той же рубашке, с теми же глазами она забывала, что такое боль. Ей было стыдно за свою бедность, но он словно не замечал. Говорил: «Ты прекрасна. Просто будь собой».
И она верила.
То лето было удивительно тёплым и долгим. Позже Людмила вспоминала его как самый светлый отрезок жизни главу, написанную любовью и надеждой. С Виктором они ездили на речку, гуляли в лесу, часами болтали в маленьких кафе. Он знакомил её с друзьями умными, весёлыми, образованными. Сначала она стеснялась, чувствовала себя чужой, но Виктор сжимал её руку под столом и это придавало сил.
Они смотрели закаты на крыше дома, пили чай из термоса, укутавшись в плед. Виктор мечтал работать в международной компании, но говорил, что не хочет навсегда уезжать из страны. Людмила слушала, затаив дыхание, запоминая каждое слово, потому что чувствовала: всё это так хрупко.
Однажды он спросил шутя, но с долей серьёзности как она отнесётся к свадьбе. Она засмеялась, пряча смущение, и отвела взгляд. Но внутри вспыхнуло: да, да, тысячу раз да. Просто боялась сказать вслух боялась спугнуть сказку.
Но сказку спугнули другие.
Они сидели в том самом кафе, где Людмила когда-то работала, когда всё началось. За соседним столиком громко засмеялись, потом хлопок и коктейль полетел ей в лицо. Жидкость стекала по щекам и платью. Виктор вскочил, но было поздно.
За соседним столиком сидела его двоюродная сестра. Её голос дрожал от злости и презрения:
«Это она? Твоя избранница? Уборщица? Из детдома? И это ты называешь любовью?»
Люди оборачивались. Кто-то смеялся. Людми
