Анастасия только-только закончила утренние заботы о щенке Шарике, как тот вдруг резко рыкнул на решетку у забора. Крошка, как и все собаки, ненавидела курьеров. Тот, спотыкаясь в своих старых сапогах, пытался протолкнуть в забитый рекламой ящик какую-то штуку. Увидев хозяйку в сопровождении грозного караула, он метнул в неё яркую газетную воронку и вмиг скрылся на велосипеде, едва не налетев на газон.
Настя с подозрением посмотрела на лоскутную бумагу — письма стали редкостью с тех пор, как всё свелось к телефонам. «Раньше всё было по-другому», — задумчиво прошептала она.
Перед глазами мелькнули воспоминания о юности: как в десятилетнем возрасте бегала к пожелтевшему шкафу на улице, осторожно проверяя свои ячейки в ожидании писем от подруг, редких свиданий или даже открыток от родителей, уехавших в поездку по делам ЦК.
Потом — предновогодние хлопоты в лесном домике под Москвой, где целыми семьями ждали результаты зачисления в университет или приглашения на каникулы в деревню. Тогда казалось, что без таких писем жизнь не дышит.
Сейчас почтовый ящик переходил в мусорный мешок. Здесь только штрафы, счета за свет и ненужные рекламные листовки.
Настя разорвала синий, тонкий конверт. Внутри — приглашение на сабантуй племянницы её племянницы в Казани. Как давно они не виделись! В последний раз бабушка, плакая, расцеловала подругу, когда та уезжала в Питер учиться. А потом всё перемешалось с воспоминаниями о благословении священника, свадьбе с танцами под башкирские ручеи и скромном именинном пироге.
А теперь отдалённый потомок из старой деревни в тридевятом царстве. И опять в лесу, только уже под жаркое солнце Татарии.
На её памяти — капризная юность, которая вроде бы уже обронила надежду стать женой, но потом… О! В детстве она ещё приглашена была на крестины к младшему брату подруги! Тогда в лесу свечки дымились на столе, гости наряжались, а бабушка — капризная, как котёнок — сама вязала шали.
Молодость её прошла в этом дубковом доме. Теперь она почти седая, а младшие внучки ходят в тапочках с кошками и мечтают о космосе. Несколько поколений прошли и обещали тьму народу…
Все родственники Настиной матери родились в ясных полях, вдали от шумного города. Только её родители уехали в Москву и… ввалились в жизнь. Так и встали в списке выдающихся людей на междугородном КПД. В них все мечтали — за лакомствами, за книгами, за билетами в балет или просто до Москвы Павловской гулять.
А тут — одинокая комната под шум дождя, тёплый пол и холодная история. Мама учила всем — по-своему. В дальнем углу — святая трёхэтажка, где жили и бабушка, и дядя-архитектор, и местный бабай-кожевник.
Все лето сменяли друг друга: сначала — сестры из какой-то глубинки, которые вдруг вмазали в стену картину, а потом засыпали в кровать. В другой раз — свекровь, у которой умирает курица, и она прихватывает с собой всех, кто может закрутить копченое яйцо.
А потом — двоюродный её брат из Воронежа, который демобилизовался и сразу же обрушился в гости. Девочка с восторгом слушала их разговоры — про гаражи, про ржавые двери, про бывших подруг, которых уже нет. Одного она потом проверяла на с网吧, но потом…
Все были хороши. И простые, и с бабушкой, и со свекровью. Каждая приносила свой холодный суп, свои разногласия, свои истории.
Но сейчас — одна комната, одна работа и одна бабушка-мировоззрение. Даже мысли о старом ящике вызывают зевоту.
Впрочем, письмо всё же пришло.
Настя сидела на улице, подыхая под мариголдом, и думала, как можно быть так закрытой. Впрочем, вспоминая старость, она поняла, что иногда прошлое не зовёт — оно просто ждёт, когда его побудят. Но поймёт ли она его? У него ведь свои новое поколение, сленг и смылки.
Она положила открытку на стол. В Казани сейчас сорок градусов и набирается наводнение. А подруга, наверное, устроит какую пачку из ручной туалетной мишуры. И жизнь не перестанет быть отпустом.
Настя решила написать отказ и пришить цветок. Пусть родня живёт счастливо. А прошлое… иногда лучше оставить в тени, особенно если оно перестало быть твоим.
