— Ну и когда вы вернёте мои деньги, Анастасия? — голос Марии Петровны звенел, как лом. Её глаза, привычные к спектаклям, сверкали, когда она надвигалась на невестку, сжимая сложенный вчетверо листок.
— Папа, ты понял, о чём она говорит? — Анастасия опустила чашку с горячим чаем на салфетку, боясь, что дрожь в руках расплескает его на скатерть. — Это же подарок, не ведьма-то. Сама сказала: «Пусть будет вам на память».
— Так! — Мария Петровна стукнула кулаком по стеклянному столу, заставив звенеть хрусталь. — Я не дурочка, что бы я не говорила. Тридцать тысяч — это не шутка! У меня тоже душа не лежит. Пенсия у меня с червяками, а ты тут в Германии отпускаешь, в Москву тратишься.
Анастасия вжалась в кресло, представляя, как мать вязала ворох гостинцев «для моих родителей» в Ростове-на-Дону, где сегодня снова пир на весь мир. Она видела эти узлы — шерстяные шарфы, вязаные в морозной мае прошлого года. Но Мария Петровна всегда могла воткнуть другое, главное — затаить.
— Саша! — Мария Петровна вдруг переключилась на сына, прижав его к стене острым локтем. — Ты сам как? Ты ей сказал: «Мам, это подарок, не кредит». Да ты сам думаешь, что ей в голову не придет, что это деньги!
— Мам, я же… — Михаил закатил глаза, но улыбка замерла. Он уставился в окно, где за шторой маячил бюст Кирова, подаренный орденом. Постоянный вздох в пыли.
— Вы мне не сын, — Мария Петровна так резко вздохнула, что свалилась с кресла, — а арендатор. Снимаете квартиру, не слушаете. Где мои труды? Где мои мечты о Крыму, которые я отменила, чтобы вы в Москве не сдохли с обледенения на балконе?
Анастасия еле сдержала смешок: «в Москве не сдохнуть с моржевания», — думала она каждую зиму. Но материкий взгляд Марии Петровны убил самоуверенность.
— Может, пирожное с молоком? — рискнула Саша, указывая на сервировочную доску.
— Нет уж, — встала Мария Петровна, несмотря на то, что пирожные были её слабостью. Она сгребла ворох бумаг, крикнув: — Вы мне плохие детки. Сами поработите, как в Сибири, и я в вас окажусь!
В дверь постучали. Михаил, одетый в пальто с пятнами от мороженого, уставился на свекровь. Она выглядела как рояль, упавший на пыльные диваны.
— Мам, не сегодня, — сказал он, — у нас с командой договорились в Олимп. Может, на следующий месяц?
— Олимп?! — Мария Петровна вытянула голос, как играла в старинные карточки. — Там же нацелены на ломбарды, а не на крикунов в Крыму. Нет, беру домой. Ты мне еще, как в шахтах, отработаешь!
Анастасия улыбнулась, а Михаил схватил сумку. Но Мария Петровна уже ушла, оставив после себя запах морковного пирога с мёдом — её тайная случайность.
Через полчаса раздался звонок. Саша поняла: папа.
— Свекровь, — начинала она, — думаю…
— Нет, — перебил голос. — Проблема не в деньгах, а в системе. Она считает, что её труды — это инвестиции, и она с них хочет профит.
— В смысле?
— Она хранит список с 1986-го. Каждый копейки, что вложила, а затем ждать, пока вырастете. Как в сельской агрофирме!
Михаил вздохнул, спрашивая себя, куда пойти: к хорошему психологу или к пиву в ТЦ «Мега».
На следующий день Анастасия вернулась домой, уставшая от брифинга в минимальной группе. В почтовом ящике валялся мешок. Мария Петровна поменяла стиль: теперь всё было аккуратно, только с надписью «Для мамы» внутри.
Михаил разорвал пакет. Среди упаковок с плиткой и даже с замером инженеров оказалась квитанция: три миллиона двести сорок тысяч рублей от 1990-го по 2024-ый. И проценты!
— Это что?! — он неловко держал билет. — Мария Петровна считает, что её труды на меня — это инвестиция, и я должен её отработать!
— Ты думаешь, я не слышу? — Анастасия уставилась на монитор. — Но ты же вакцинировался на её акции. Мы же не могли знать…
— Но мы должны были!
К вечеру Мария Петровна пришла, в рясе от свадьбы, с бумагами. Мичуринка молчала, заглядывая в её папку в перчатках, чтобы не шашечить.
— Вы скорее шарады проиграете, — сказала Анастасия, указывая на ошибку в расчете процентов. — Это не банк, это не Сбер. Вы не бог с балансом.
— Яна! — Мария Петровна вздрогнула. — Я вас учу! Вы, молодые, уже всё забываете…
Но Анастасия уже звонил психологу. Важно было понимать: если Мария Петровна считала, что её труд — это инвестиция, то нужна настоящая оценка.
В следующий раз, уже с гламурным психологом, Мария Петровна села, как хорошая девочка, и сказала:
— Я, наверное, не так… Забудем те цифры. Пусть моя любовь к вам — это инвестиция в бесконечность. Без процентов.
