**3 мая**

Иногда кажется, что сорок один год вместе — это уже навсегда. Что двое людей, прошедших столько лет бок о бок, сроднились настолько, что разлучить их может только смерть. Но жизнь, как всегда, оказалась мудрее моих представлений. История моих бабушки и дедушки стала для всех нас горьким уроком.

Они прожили вместе 41 год. Вырастили двоих детей, помогали растить нас, внуков, встречали за одним столом праздники, делили горе и радость. Но в тот вечер, когда мы собрались в их квартире в Москве отметить их годовщину, бабушка Татьяна тихо положила вилку на стол и сказала:

— Мы с Николаем Ивановичем подали на развод.

Сперва никто не поверил. Дед только кивнул, подтверждая её слова, и в комнате стало так тихо, будто все разом перестали дышать.

Я вырос на их историях о том, как они встретились еще в студенчестве, как переехали из Новосибирска в столицу, как копили на первую «Волгу» и радовались каждой мелочи. Они всегда казались мне оплотом прочности. И вдруг — такое.

Неделю я не мог собраться с мыслями, а потом приехал к ним и спросил прямо:

— Почему?

Бабушка вздохнула:

— Мы просто устали друг от друга. Всю жизнь думали, что так и надо — терпеть, закрывать глаза, молчать. А теперь сил больше нет.

— Она вечно недовольна, — развёл руками дед. — То тапочки не так стоят, то я чавкаю за едой. А я не хочу извиняться за то, что живу.

— А он не выключает свет, забывает запереть дверь и двадцать лет обещает починить кран, — добавила бабушка.

Говорили они без злобы, даже с облегчением. Пробовали и к психологу ходить, и пожить отдельно — у дочери в Подмосковье, у сына в Питере. Но чем дольше были врозь, тем яснее понимали: обратно — не хотят.

— Хватит притворяться, — сказал дед. — Прожили жизнь честно, так и закончим.

Родня, конечно, всполошилась: «Что скажут люди?», «В ваши-то годы!». Но постепенно все поняли: если уж в шестьдесят с лишним они нашли в себе силы быть честными, значит, так и надо.

Они развелись тихо, без ссор. Бабушка осталась в московской квартире, дед перебрался на дачу в Серебряный Бор. Видятся редко, но звонят. И, кажется, оба наконец дышат свободно.

Теперь я часто думаю: сколько пар годами живут вместе только потому, что «так принято»? Потому что страшно, стыдно, неудобно? Мои старики научили меня другому: лучше одиночество, чем ложь. Даже если для правды потребовалась вся жизнь.

Я их люблю. И, наверное, теперь — ещё больше.