— Антонина! Антонина, открой! — громко стучал в дверь Геннадий, прислушиваясь к шорохам внутри. — Вижу, ты дома! Сапоги у порога стоят!
— Уходи! — донеслось из-за двери. — Не впущу! Надоел!
— Да в чем дело-то? — Геннадий понизил голос, оглянулся на соседские двери. — Тоня, давай поговорим как люди! Что дети скажут?
— А дети уже всё сказали! — голос жены дрожал от злости. — Особенно твоя ненаглядная Аленка! Она мне такое про тебя рассказала!
Геннадий прислонился лбом к холодной двери, пытаясь вспомнить, что могла наговорить пятнадцатилетняя дочь. Алена в последнее время стала резкой, огрызалась на каждое слово, а к мачехе относилась с открытой неприязнью.
— Тоня, скажи хотя бы, что она тебе наболтала? Может, всё выдумки?
— Выдумки! — фыркнула Антонина. — Двадцать лет выдумок! Живи теперь где хочешь, хоть у своей бывшей!
Дверь напротив приоткрылась, выглянула соседка баба Люба, с которой они здоровались уже лет десять.
— Геннадий Степанович, что у вас тут происходит? — шепотом спросила она, выйдя в коридор в тапочках и рваном халатике.
— Да вот, Любовь Васильевна, жена дверь не открывает. Сам не пойму, в чем дело, — развел руками Геннадий.
— Ой-ой, — покачала головой соседка. — А вы не пили случаем? Вроде не пахнет…
— Да что вы! С работы пришел — и сразу такой прием.
Баба Люба пристально оглядела Геннадия с ног до головы, будто искала следы преступления.
— А может, баба другая? У мужиков это бывает. Духами чужими пахнет…
— Любовь Васильевна, ну что за речи! — возмутился Геннадий. — Я двадцать лет с Антониной! Какие еще бабы?
— Антонина! — постучала в дверь соседка. — Тонечка, выйди, родная! Давай разберемся по-хорошему!
— Не выйду! — прозвучало из-за двери. — И не уговаривайте! Все мужики — одна сволочь! Думают, жена дура, ничего не видит!
Геннадий тяжело вздохнул и опустился на ступеньки, достал телефон.
— Кому звоните? — любопытствовала баба Люба.
— Аленке позвоню. Пусть скажет, что наговорила матери.
Дочь ответила не сразу, в трубке слышалась музыка и девичий смех.
— Пап, чего звонишь? Я у Дашки, уроки делаем.
— Аленка, скажи честно — что ты матери наговорила? Она меня не пускает домой, говорит, ты ей что-то рассказала.
— А! — протянула дочь. — Ну я не знала, что она так вспыхнет! Просто сказала, что видела тебя в кафе с какой-то теткой. Вы же просто разговаривали!
— С какой теткой?! — вскрикнул Геннадий, и баба Люба сочувственно закачала головой.
— Ну с той, блондинкой. В модном платье. Вы сидели, чай пили, она тебе руку на плечо положила…
— Аленка! Да это же Лариса Петровна, наш бухгалтер! Мы премию обсуждали! У нее муж и двое детей!
— Откуда мне знать! — огрызнулась дочь. — А мачехе я так и сказала — видела папу с блондинкой, они сидели близко. А она как вскипит!
— Аленка, немедленно домой! — рявкнул Геннадий.
— Пап, я не могу, завтра контрольная по алгебре…
— Я сказал — домой! Будешь объяснять Антонине, что ты наврала!
— Ой, не хочу я в эти разборки! — заныла Алена. — Она меня всё равно не любит, что я ни скажу!
Геннадий бросил трубку и снова постучал в дверь.
— Тоня, я всё выяснил! Это вранье! Аленка видела меня с Ларисой Петровной, мы по работе разговаривали!
— Ага! По работе! — не поверила жена. — А рука на плече — это тоже по работе?
— Господи! Она мне премию насчитала, обрадовалась за меня! Лариса добрая, всем так делает!
— Лариса! — взвилась Антонина. — Уже по именам! Значит, близко знаетесь!
Баба Люба вздохнула и поплелась к себе.
— Самовар поставлю. Если что — стучите, — бросила она на прощание.
Геннадий остался один на лестнице. Из-за двери доносился грохот посуды — видимо, жена вымещала злость на кухонной утвари.
— Тоня, пусти уже, поговорим нормально! Соседи же слышат!
— А мне не стыдно! — кричала жена. — Пусть все знают, какой у меня муж! Двадцать лет стираю, готовлю, убираю, а он по бабам шляется!
— Да никуда я не шляюсь! — Геннадий начал терять терпение. — Тоня, ты же умная! Неужели не видишь, что Аленка специально тебя дразнит?
— Почему специально? — в голосе жены зазвучали сомнения.
— Потому что она тебя не принимает! Ты же видишь, как она с тобой говорит! Вредничает, всё делает, чтобы мы поссорились!
— Но она же твоя дочь! — возразила Антонина.
— Она дочь меня и покойной Ольги. А тебя считает чужой, хотя ты ее растила как родную!
В квартире воцарилась тишина. Геннадий прислушался, осторожно постучал.
— Тоня, ты меня слышишь?
— Слышу, — тихо отозвалась жена.
— Открой, ну пожалуйста. Мне что, на лестнице ночевать?
— А может, и ночевать! Подумаешь о своем поведении!
— О каком поведении? — взмолился Геннадий. — Я ни в чем не виноват! Работаю, домой прихожу, телевизор смотрю! Когда мне по бабам-то бегать?
— А кто знает! Может, на работе! Может, в командировках!
Геннадий вспомнил последнюю поездку в Самару. Три дня в гостинице, бесконечные отчеты, вечерние звонки жене. Антонина тогда смеялась, что он без нее пропадет.
— Тоня, помнишь, я в прошлом месяце в Самару ездил? Ты звонила, спрашивала, что ем, как сплю. Разве изменник будет так отчитываться?
— А может, это отвлекающий маневр! — не сдавалась жена, но голос уже дрожал.
— Тоня, — мягко сказал Геннадий, — я знаю, тебе тяжело с Аленкой. Она к тебе несправедлива. Но не надо из-за ее вранья семью рушить.
— Она меня нОни вошли в дом, и Геннадий обнял Антонину, понимая, что ссоры бывают в каждой семье, но главное — уметь прощать и не дать злым языкам разрушить то, что строилось годами.
