Кровь зовёт наперекор судьбе
— Света, как муж, я ставлю условие. Забудь этого мальчишку. Но умоляю — дай мне сына, — голос мой дрожал, я был жалок, как побитый дворовый пёс.
— Хорошо, Олег… попробую, — ответила жена, глядя мимо, будто сквозь меня. Её согласие далось с болью, будто ржавым гвоздём по душе.
Мы со Светланой растили трёх дочек: тринадцатилетнюю Аню, десятилетнюю Дашу и девятилетнюю Иру. Откуда взялся этот двадцатидвухлетний щёголь Артём — для меня загадка. Ворвался в мою жизнь, как пьяный водитель в витрину, круша всё на своём пути. Горе, а не годы, сожрало меня заживо, оставив седину в тридцать пять.
Девочки метались, как перепуганные птенцы. Их мать, всегда нежная и тёплая, превратилась в ледяную статую. Она ухаживала за собой так, словно готовилась к побегу, а в глазах — пустота. Дом погрузился в запустение: пыль клубилась коврами, тарелки в раковине напоминали Пизанскую башню, а я срывался на крик, не понимая, как вернуть её.
Всё началось год назад. Светлана с дочками ездила на Селигер. Вернулась оттуда чужой — молчала, избегала прикосновений, смотрела в окно, как узница. Я чувствовал — что-то не так, но молчал, боясь правды, как огня. Надеялся, само рассосётся. Не рассосалось.
— Пап, мама всё время гуляла с тем дядей, — как-то выпалила Даша, даже не понимая, что режет меня ножом.
— Какой ещё дядя? — я сглотнул ком в горле, стараясь не дрогнуть.
— Высокий, в модных кроссовках… Мама смеялась с ним, а он нёс наши сумки до поезда, — её слова жгли, как спирт на ране.
Не может быть! Обычный курортный роман, ничего серьёзного. Разве найдётся дурак, который бросит молодых девчонок ради женщины с тремя детьми? Оказалось — найдётся. Их любовь пережила и уговоры, и слёзы, и моё отчаяние. Брак рухнул, а с ним — всё, во что я верил.
Света родила сына, Ваню. Но его отец — не я. Видел мальчика пару раз — рос он у Артёма. Через год она забрала его и ушла навсегда. Я остался с тремя девочками, и мир почернел, как ночь в декабре. Хотелось сдаться, но в груди ещё теплился огонь — ради них.
— Пап, если мама нас бросила, мы сами справимся, — Ира, вытирая мои слёзы своим платочком, пыталась быть сильной.
Я рыдал впервые за жизнь. Потом взял себя в кулак. На руках — три хрупких судьбы. Учил их готовить, убирать, иногда срывался, кричал. Но дом постепенно ожил. Аня полюбила стирку, Даша выводила пятна с моих рубашек, Ира драила полы до блеска. Я жарил котлеты, как умел.
Светлана изредка приходила, но каждый визит был пыткой. После неё девочки рыдали, а я, стиснув зубы, попросил её исчезнуть.
— Олег, я их люблю! Ты что, запрещаешь мне видеть своих детей? — кипятилась она.
— Не мне решать. Но если любишь — оставь их в покое. Пусть решат сами, когда вырастут, — я говорил ровно, хотя внутри всё дрожало.
— Может, ты прав… — она поцеловала дочек и ушла, как тень.
В юности девочки ненавидели мать и Ваню. Завидовали брату, у которого была мама — тёплая, живая. Но годы смягчили их. Когда Аня, Даша и Ира вышли замуж, злость сменилась грустью. У Ани и Даши по трое детей, у Иры — двое. Все они — идеальные матери, будто доказывая, что не повторят её ошибок.
Я живу один. Были женщины, но я называл их всех Светами. Кто выдержит такое? В памяти — только одна.
Светлана умерла в шестьдесят три. За неделю до смерти пришла ко мне. Плакала, каялась, жаловалась на Ваню — он стал Ваней только на бумаге. Теперь это Варя, сменила пол, сделала операции, говорит, что счастлива.
Перед смертью Света оставила завещание, после которого у Артёма случился инфаркт. Он, успешный бизнесмен, доверил ей всё — фирмы, квартиры, счета. А она… не оставила ему ни копейки. Всё — дочерям и Варе. Почему? Может, кровь всё-таки сильнее?
Дочки хотели отдать наследство мне:
— Пап, возьми. Ты заслужил.
Я отказался. Деньги эти — как горячие угли. Переписал на внуков.
Артём обанкротился, униженно просил помощи у моих девочек. Они ответили коротко:
— Ты украл у нас детство. Исчезни.
Варя вышла замуж за француженца, живёт в Лионе. Ира с ней переписывается. Аня и Даша не хотят её знать.
Всё это случилось в Устюжне, куда мы переехали когда-то, мечтая о тихом счастье…
