Сердце выбрало уют
— Ты уходишь к этой простушке? — голос Галины дрожал от гнева и обиды.
— Не называй её так, Галина. Я принял решение, прости, — торопливо складывал вещи, избегая её взгляда.
— Очнёшься же! Над тобой весь дом смеяться будет! Соседи, коллеги — перемывать косточки станут! Кого ты выбрал? Деревенскую кухарку! Что я детям скажу? Что их отец, такой интеллигентный, сбежал к бесхитростной стряпухе? — Галина сжала платок в кулаке, щёки пылали.
— Дети уже большие, Галина. Светлана замуж собирается, а Дмитрий сам себе хозяин. Нам указ им не нужен. А что до чужих разговоров — плевать мне, что они там бормочут. В их дела я не лезу, пусть и в мои не суются, — говорил мягко, но твёрдо, чтобы убедить её.
Не получилось. Разрушенная семья — как нож в сердце для обоих. Галина отвернулась к окну, плечи её вздрагивали. Жалости не было — лишь пустота, будто после пожара.
***
Галина — третья моя жена. Когда впервые её увидел, сердце застучало, будто в юности. Красивая, ухоженная, с гордой осанкой. Я и сам был видный мужчина — знал, что нравлюсь женщинам. Выбор имелся, но я влюблялся и женился, не раздумывая. Однако быт быстро убивал чувства, и я сбегал. Лишь с Галиной появились дети.
Думал, она — моя пристань, моя судьба. Но любовь, как спелая груша, со временем съёжилась в сушёную дольку. На людях мы изображали идеальную пару: улыбки, лоск, показное благополучие. Соседи завидовали нашей «образцовой» семье, бабки у подъезда шептались, а мы важно проходили мимо, словно по ковровой дорожке.
Но за закрытой дверью начинался хаос. Галина не умела вести хозяйство. Холодильник пустовал, бельё валялось кучами, пыль лежала, будто снег. Зато сама — с безупречным маникюром, свежей завивкой, безукоризненным макияжем. Галина мнила себя королевой, вокруг которой должны крутиться все. Она не любила — позволяла любить себя. Её сердце было закрыто и для меня, и для детей.
С нами жила моя мать, Татьяна Ивановна. Долго терпела этот беспорядок, но потом взялась за детей. Мудро, без нажима учила Светлану и Дмитрия готовить, убирать, заботиться о себе. Галина, воображая себя аристократкой, называла их полными именами — Светлана, Дмитрий — и держалась отстранённо. Дети тянулись к бабушке, к её теплу и справедливости, а от матери отдалялись.
Галина запрещала мне общаться с соседями, считая их разговоры «мещанскими». Сама она дальше холодного «здравствуйте» не шла.
В первые годы брака я был слеп. Любил, радовался жизни. Светлана блистала в школе, Дмитрий же был двоечником. Удивлялся: одна семья, одни гены, а дети — как небо и земля. Дмитрия мы тащили, как могли, но он упрямо не учился. К десятому классу он возненавидел сестру за её успехи. Порой приходилось разнимать их драки, чувствуя, как семья трещит по швам.
***
То были лихие девяностые. После школы Дмитрий связался с бандитами и пропал. Три года — ни весточки. Искали его, заявления писали, но всё тщетно. Смирились, оплакали. Мать, глядя на Галину, шептала:
— С пути сбился, потому что мать не научила.
Галина злилась, запиралась в ванной, и оттуда доносились её рыдания. Надежда на возвращение сына таяла, но однажды он появился — измождённый, в шрамах, с пустым взглядом. С ним была жена, такая же потрёпанная. Приняли их с опаской, боясь гнева. Дмитрий смотрел на нас с подозрением, молчал.
Светлана тоже ушла из дома. Жила с каким-то подозрительным типом, без брака. Приходила с синяками, но молчала.
— Света, брось его, он тебя убьёт! — умоляла мать со слезами.
— Бабуль, всё в порядке. Я упала, — Светлана уже не была той отличницей.
***
А потом я, забыв про седину, влюбился. Не ждал от себя такого. Возраст за пятьдесят, а сердце — как у пацана. Домой возвращаться не хотелось: там — ссоры с Дмитрием, холод Галины, мамины упрёки. Мол, три раза женился, а всё зря: дети — как сироты, жена — не хозяйка.
На заводе, где я работал, в столовой трудилась повариха Людмила. Весёлая, простая, с открытой душой. Годами не замечал её — полненькую, с румяными щеками. Но её смех, как весенний ручей, вдруг растопил лёд в моём сердце. Люся шутила, сыпала присказками, и от неё веяло теплом. Я стал задерживаться в столовой, искал повод поговорить.
Людмила была полной противоположностью Галины. Простой платок на голове, ногти без лака, лишь яркая помада. Но от неё исходил свет. Её дом пах пирогами, в холодильнике всегда ждали щи, котлеты, гречка. Она угощала соседей, подруг, делилась теплом. С ней я чувствовал себя живым, будто пил воду из родника.
Начал ухаживать: цветы, кино, прогулки. Людмила отвечала не сразу.
— Владимир, ты мне нравишься, но у тебя семья. Не хочу быть разлучницей, — говорила она.
Метался. Решиться на развод — будто шагнуть в пропасть. Но слухи дошли до Галины. «Доброжелатели» всё рассказали: кто она, где живёт, как давно я пропадаю. Галина устроила скандал, называла Людмилу «деревенской простушкой», грозилась наложить на себя руки.
Через полгода я собрал вещи и ушёл к Люсе. Она встретила меня радостно, но поставила условие:
— Владимир, через месяц покажи свидетельство о разводе. Иначе не останусь.
Развёлся. Мы с Людмилой расписались. Ни о чём не жалею. Светлана и Дмитрий теперь частые гости. Люся кормит их от души, и они, кажется, оттаивают. Светлана, похоже, бросила своего тирана. Дмитрий поправился, посвежел, ждёт ребёнка. Кажется, он устал от тёмной жизни. Людмила помирила их:И теперь, глядя на то, как мои дети улыбаются за общим столом, а Людмила наливает нам всем чай, понимаю — сердце не ошиблось.
