**Тени любви**
В глухом селе, затерявшемся среди бескрайних полей и увалов, воздух пропитался осенней грустью. Первые дни октября приехали с морозцем, и листья, подхваченные ветром, кружились в беспорядке, будто уносили с собой последнее тепло. В тот вечер в избе Ивана на краю деревни было шумно: скрипели половицы, звялись стаканы, а смех разносился по всей улице.
— Ну, здравствуй, браток! — распахнул дверь Иван, впуская своего кума Степана, приехавшего из губернского города. Голос его дрожал от радости, но в глазах мелькала тревога, словно он чуял, что этот приезд перевернёт всё вверх.
— Здорово, Вань! — Степан крепко прижал друга. — Четыре месяца не виделись, с тех пор как тётку Марфу схоронили. Всё дела, хлопоты… Наконец выбрался, отпуск взял. Хочу тут, в тиши, душу отвести.
— Ладно задумал! — оживился Иван. — Будем рыбачить, на озеро за перелеском поедем. Помнишь, как в детстве на речке дурачились? — Он усмехнулся, но в голосе слышалась какая-то скрытая тоска.
С детства они были не разлей вода — носились по пыльным дорожкам, воровали груши у соседа, купались в ледяной воде. Степан всегда был запевалой, выдумщиком, а Иван — его тенью, готовой на любую авантюру. Их дружба казалась нерушимой, как вековой дуб на околице.
— Ты один, что ли? Где твоя краля? — осмотрелся Степан по избе, уютной, но слегка обветшалой.
— Арина в лавку сбегала, скоро вернётся. Хозяйка у меня хоть куда, стряпает — за уши не оттащишь, — с гордостью молвил Иван, но в голосе прокралась нотка тревоги. — Откормила так, что скоро в дверь не пролезу.
Иван и Арина сошлись семь лет назад, но детей Бог не дал. Ходили по знахаркам, по бабкам, но тебе разводили руками: «Ждите, даст Бог». Иван боготворил жену — и дров нарубит, и воду принесёт, берег её, как фарфоровую куклу. Бабы на селе шептались: кто завидовал, кто осуждал. «Аришке повезло, Ваня её на руках носит, не пропьёт, душу в ней не чает», — судачили они. Но Арина порой чувствовала, что эта любовь душит её, будто тесный платок.
— Здравствуйте, — раздался тихий, усталый голос Арины, вошедшей с тяжёлой котомкой. Иван тут же подхватил ношу и понёс в сени, словно боялся, что она надорвётся.
— Привет, — улыбнулся Степан, задержав взгляд на её статной фигуре и тёмных, чуть растрёпанных косах. — Я Стёпа, Ванькин друг, с малолетства знакомы.
— А Ваня про тебя не сказывал, — удивилась Арина, взглянув на мужа.
— Да он же городской нынче, — пояснил Иван, вернувшись. — После училища в губернию подался. Бабка его, тётка Дарья, на другом конце села жила, помнишь? Ты же не здешняя, вот и не слыхала про Стёпу.
— А, тётку Дарью помню, — кивнула Арина. — Значит, ты её внук.
— Верно, — рассмеялся Степан. — Я городской, да корни-то здесь.
— Ладно, Ариша, мы пройдёмся, а ты стряпай, — молвил Иван, и они вышли на улицу.
Выходной был, а с понедельника у Арины отпуск начинался. Осень разгулялась — листья алели, паутинки висели в воздухе, а ветер пел свою грустную песню. Арина накрыла стол в палисаднике, под старой рябиной. Сидеть в избе в такую погоду не хотелось. Когда мужики вернулись, она уже подала закуски да самогонку домашнюю.
— Стёп, как же я рад, что приехал! — воскликнул Иван, наливая по стопке. — Будем рыбу ловить, как в старые годы. Помнишь, как с дедом в ночное ходили?
— Ох, Вань, не тряси стариной, — хохотал Степан, хлопая друга по плечу. — Здесь душа моя, родина. Город — суета одна.
Арина смотрела на них, удивляясь их дружбе. Они вспоминали былое, шутили, и сердце её невольно сжималось от чужого тепла. Встала, вспомнив про пирог в печи, и вскоре вернулась с румяным караваем.
— Это что, пирог? Арина, ты чародейка! — ахнул Степан, откусывая. — Такое только во сне едал!
— Да, моя Ариша — мастерица, — гордо сказал Иван. — Откормила меня, скоро пуговицы лопнут!
Досидели до темноты, смеялись, балагурили. Арина наблюдала за Степаном — яркий, видный, с хитринкой в глазах. «В городе у него, поди, девиц полно, — думала она. — Такой не остепенится». Но что-то в его взгляде заставило сердце биться чаще.
С той поры Степан стал частым гостем. Иван был на работе, но вечерами они всё равно собирались, а в выходные рыбачили. Сентябрь баловал теплом, и улов жарили на костре во дворе, созывая старых приятелей. Как-то раз Арина поймала взгляд Степана — жгучий, немигающий. Она поняла: он к ней не равнодушен. Это знание, как искра, разожгло в ней давно забытое.
Поздно вечером, когда стемнело, Арина пошла запирать хлев. Засов скрипнул, и, обернувшись, она столкнулась со Степаном.
— Ты что тут? — вздрогнула она.
— А ты? На звёзды любуешься? — усмехнулся он.
— Хлев закрываю, а то скотина утром разбредётся, — ответила она, чувствуя, как кровь приливает к лицу.
— Я за тобой пошёл, Арина, — тихо сказал он. — Ты мне нравишься. С первого взгляда пропал. Разве не видишь?
— Степан, ты что, хмельной? — она отступила, но голос дрожал.
— Нет. Трезв. И серьёзен. Две недели о тебе думаю, — глаза его горели в темноте.
— Арина! — раздался голос Ивана, и она отпрянула.
— Хлев закрыла, — крикнула она, стараясь говорить ровно. — А то скотина разбежится.
— Ты тоже здесь? — удивился Иван, глядя наИван понял всё без слов, бросив на друга тяжёлый взгляд, но промолчал, а на следующий день Степан уехал обратно в город, и больше они не виделись.
