— Ты хоть осознаёшь, что у тебя в холодильнике мышь повесилась уже как неделю? — голос Дмитрия впивался в воздух, колкий, как февральский ветер в Тверской области. Он застыл в дверях кухни, не снимая дублёнку, словно боялся завязнуть в этом затхлом мирке — с облезлыми обоями и запахом старой дачи под Звенигородом.
Алевтина молчала. Сидела на табуретке времён совхоза, обхватив колени, и следила, как полоска света из окна с разбитым стеклом пляшет по потрёпанному линолеуму. Воскресное утро, а на душе — как в ноябре под Питером. Каждое движение давалось с трудом, будто тащила мешок картошки в гору.
— Ну как можно так существовать? — Дмитрий заглянул в пустую кастрюльку на плитке «Газпром», будто надеялся найти там хоть крошку. — Ты хоть щи варишь иногда?
Она лишь плечом дёрнула. Правда была проста: когда как. То борщ сварю, то чай с сухарями. Как у всех. Только внутри будто вырубился мотор, что раньше гнал кровь по жилам, заставлял смеяться да жить.
Дмитрий — старший брат. Последний, кто ещё заглядывал. Раз в месяц появлялся, точь-в-точь как в детстве, когда отец отправлял проверить, не разлила ли она керосин из примуса. Но отца не стало. А Алевтина будто застряла в аквариуме — дышать тяжело, а стенки прозрачные, все видят.
— Ладно, куплю провиант, — сказал он твёрдо, как бригадир выдаёт наряд. — Мясцо, гречку, свёклу. Сваришь борща. Обязательно. Ясно?
Алевтина кивнула. Не от согласия — от усталости. В груди пустота, будто в заброшенной избе под Рязанью — пыль на стёклах, а шаги гулко раздаются по половицам.
Через полчаса он ушёл, оставив на столе пакет «Магнита» и шлейф «Сапфира» с дубовыми нотами. И знакомые фразы: «Возьми себя в руки». «Жизнь-то идёт». «Всё наладится, ты ж крепкая».
Когда дверь захлопнулась, Алевтина поднялась. Медленно, будто боялась разбудить тишину. Разложила покупки: картошка с грязью, пачка «Мишкино» масла, бутылка «Домика в деревне». Мясо — кусок свинины, алый, сочный. Подошла к форточке, распахнула — и швырнула мясо во двор, где дворняга тут же подхватила добычу. Остальное убрала в холодильник. Не из вредности — просто стыдно стало, что даже кусок мяса смотрелся живее, чем она.
Работала удалённо — бухгалтером в конторе, которую знала только по печатям в документах. Весь мир уместился в экран ноутбука, в столбцы цифр и акты сверок. Цифры сходились, дебет с кредитом, а вот жизнь — нет. Потери не впишешь в баланс, а сальдо всегда уходит в минус, оставляя дыру, которую не заткнёшь ни одной проводкой.
В среду раздался звонок. Незнакомый номер, женский голос с хрипотцой, как у тёти Гали из сельсовета:
— Алевтина Игоревна?
— Я.
— Это приют «Доброе сердце». Вы подавали заявку на помощь животным?
Пальцы сами нашли на столе крошку от «Юбилейного» и начали её мять, будто пытаясь раздавить ком в горле.
— Да, — прошептала она. — Кажется, весной ещё.
— Народу не хватает. Особенно в выходные. У нас сорок хвостов — и псы, и коты.
В субботу она доехала на автобусе до окраины Подольска. Домишко за забором, вокруг — голые берёзы. Пахло мокрой псиной, «Звёздочкой» и чем-то тёплым, забытым. Женщина в поношенном пуховике махнула рукой:
— Раздевайся, руки мой. Тут щенки, там калеки, а в углу — деды. Работы — как на колхозной ферме.
Один пёс — метис с проплешиной на боку — не сводил с неё умных глаз. Алевтина присела, провела ладонью по шерсти. Тёплая. Дышащая. Настоящая. Пахло псиной, прелыми листьями и упрямым желанием жить.
Он ткнулся мордой в её ладонь и прижался боком. Женщина фыркнула:
— Генерал к чужакам не льнёт. А тебя выбрал.
Через час Алевтина чистила будки, таскала мешки с «Чаппи», укачивала дрожащих щенков. Спину ломило, руки покраснели от ледяной воды, но внутри что-то отогрелось. Впервые за год она почувствовала себя не призраком, а живой — с мозолями, усталостью, с теплом под рёбрами.
— Завтра подъедешь, если силы будут? — крикнула женщина, вытирая руки об фартук с оленями.
— Подъеду, — ответила Алевтина. И знала — не соврёт. Даже если придётся толкаться в электричке, потом идти пешком по грязной дороге — она вернётся.
Через месяц Генерал перебрался к ней. Обнюхал все углы в хрущёвке, затем улёгся на коврик у батареи, свернувшись калачиком. Дмитрий зашёл с гостинцами — миской «Зооценой» и потрёпанным медвежонком из «Ашана».
— Ну теперь хоть на жильё похоже, — хмыкнул он, глядя на пса. — Уже прогресс.
Алевтина улыбнулась. Впервые за год. Потом купила на рынкеАлевтина купила на рынке пучок полевых цветов, поставила их в жестяную банку из-под горошка и вдруг осознала, что впервые за долгое время с нетерпением ждёт завтрашнего утра.
