Горький дар свободы
Холодный осенний ветер гулял по улочкам маленького села под Екатеринбургом, а я, уютно устроившись на бабушкиной кухне, слушала её рассказ. Два года я пропадала за границей — моталась по командировкам, зарабатывала, а вернувшись, первым делом рванула к любимой бабуле. Несколько дней наслаждалась деревенской тишиной, пока не заметила, что не вижу соседку, Марфу Семёновну — ту самую трудягу, что жила через дорогу. Её улыбка и неуёмная энергия всегда согревали душу.
— Баб, а где Марфа Семёновна? — насторожилась я. — Неделю не заходила. Всё в порядке?
Бабушка подняла на меня глаза, вздохнула и махнула рукой:
— Да она уже год в доме ветеранов живёт. Ты ж не в курсе! Садись, расскажу.
И вот что я услышала.
Марфа Семёновна была живой легендой — неутомимой, как трактор. Кто её хоть раз видел без дела? То в огороде копается, то яблони опрыскивает, то корову со стада встречает, то пироги печёт — такую вкусноту, что полсела облизывалось. Ягоды, огурцы, яйца, сметану, вязаные платки из козьего пуха — всё это она таскала на базар в райцентр. Каждую копейку бережно складывала в старую жестяную коробку из-под печенья. Не для себя — ей-то много ли надо? — а для сына Виктора, снохи Гали и внука Стёпки. Виктор с семьёй жил в Екатеринбурге, в трёх часах езды. Навещали регулярно, но не помочь по хозяйству, а забрать дары природы. Порой их машина так трещала от перегруза, что казалось — ещё чуть-чуть, и мост сзади просядет.
Шли годы, Марфа Семёновна стала сдавать. Спину ломило, ноги гудели, давление скакало. Постепенно она распродала скотину, оставила пару грядок, а остальную землю отдала соседям под картошку. Виктор стал приезжать реже, а Галя и вовсе пропала — брать-то больше было нечего. Когда у Марфы Семёновны резко ухудшилось зрение, она запаниковала. Позвонила сыну, умоляла свозить к городским врачам. Виктор приехал, забрал мать в город.
Галя встретила свёкровь прохладно. Накрыла стол, налила чаю, но во взгляде читалось раздражение. Виктор настоял на полном обследовании. Целый день они болтались по поликлиникам, потом заскочили в аптеку за лекарствами. Возвращаться в село было поздно, и Марфа Семёновна осталась ночевать. Галя, узнав об этом, не скрывала недовольства: на кухне она так грохотала кастрюлями, что у соседей люстры дребезжали.
Тут в дверь заглянула соседка, тётя Валя. Увидев гостью, она всплеснула руками:
— Марфа Семёновна! Давно не виделись! Надолго к нам? Уже завтра обратно? Давайте ко мне, чайку попьём, поностальгируем!
Проводив мать к соседке, Виктор вернулся на кухню.
— Галь, пока мамы нет, поговорить надо, — начал он осторожно.
Но по выражению лица жены было ясно: разговор ей не в радость.
— Мама совсем сдала, — продолжил Виктор. — Врачи кучу болячек нашли. Ноги еле ходят, зрение ни к чёрту…
— Ну и что ты хотел? — отрезала Галя. — Не девочка уже, чтобы в прыжки играть. Возраст.
— Вот я о том и думаю! — подхватил Виктор. — У нас трёшка, Стёпка с женой в Москве, обратно не вернутся. Место есть…
— Стоп! — Галя швырнула нож на стол. — Ты её сюда перетащить собрался? Совсем крыша поехала? Трёшка — и что?
— А что, в дом престарелых её? — вспыхнул Виктор. — Между прочим, эта квартира на её ягоды и огурцы куплена, которыми она всю жизнь торговала!
— Ты мне ещё попрёки кидать будешь? — взвилась Галя. — Она не чужим помогала, а своему сыну и внуку!
— Жестокая ты, Галь, — вздохнул Виктор. — Думал, заберём маму, заживём. Её дом крепкий, продадим — деньги хорошие. Машину сменим, в Турцию махнём…
— Да чтоб она этим домом подавилась! — завопила Галя. — На неделю в турпоездку сгоняем, а потом я десять лет за ней ухаживать должна? Прислугу нашёл!
— Ты че несёшь, глупая! — вспылил Виктор, но застыл, увидев в дверях Марфу Семёновну.
В кухне повисла гробовая тишина. Марфа Семёновна стояла, как статуя, с пустым взглядом.
— Мам… ты давно тут? — пробормотал Виктор.
— Только зашла, — мягко улыбнулась она. — Очки забыла, мы с Валей альбом листаем. Да, Витя, забыла сказать: через месяц в дом ветеранов переезжаю. Поможешь с вещами?
Виктор онемел. Галя засуетилась:
— Конечно, поможем! Я тоже приеду, всё погрузим. Правильно, с ровесниками веселее, чем одной в деревне.
Дом ветеранов в райцентре вызвал у Виктора противоречивые чувства. Персонал душевный, директор — золото, стариков любят. Но само здание дышало бедностью: линолеум в дырах, окна старые, в гостиной — допотопный телевизор и обшарпанные кресла. Комнатка Марфы Семёновны была крохотной, с продавленной кроватью и шатким стулом. Но она виду не подала.
— Ничего, мам, — сказал Виктор, пряча смущение. — В отпуске тут ремонт сделаю, прямо дворец будет. Не скучай, скоро навестим.
Но вспомнил он об этом только через полгода, когда Галя напомнила: пора продавать мамин дом — лето, лучший момент. Они приехали в дом ветеранов. Директор встретил их радушно, предложил заглянуть в гостиную:
— Может, Марфа Семёновна там с подругами телевизор смотрит. Пойдёмте, провожу.
Матери там не было, но Виктор ахнул. Комната преобразилась: новенький диван, кресла, огромный телевизор, цветы в кадках.
— Ничего себе! — вырвалось у него. — Ремонт в копеечку влетел?
— Вашей маме спасибо, — улыбнулся директор.
— Маме? — Виктор округлил глаза. — Она при чём?
— ВОн так и не успел договорить, потому что в этот момент в комнату вошла Марфа Семёновна, держа в руках ключи от проданного дома и улыбаясь так, словно наконец-то выиграла главный приз в лотерее — собственную свободу.
