Свекровь называет меня горничной: ей кажется, что мне повезло с работой по дому

Когда-то в старом доме на окраине Нижнего Новгорода жила наша семья. Пятеро нас: я, муж, двое ребятишек и свекровь, Антонина Семёновна. По сей день вспоминаю те годы с горечью.

Антонина Семёновна вела себя словно избалованная девочка, хотя ей уже под шестьдесят. Возраст будто прошёл мимо — капризы, прихоти, ни капли солидности. Муж мой, Дмитрий, был её единственным сыном, её «золотом». Он боготворил её, во всём потакал, а она… о, как ловко этим пользовалась! А я? Мать двоих детей, мечтавшая о третьем, но в этом доме — не хозяйка, а что-то вроде дворовой девки.

Дом был просторный, но работы в нём — непочатый край. Пыль, грязные полы, горы посуды — всё лежало на мне, ведь я сидела с малышами. Дмитрий приходил поздно, ужинал, играл с детьми перед сном. Хорошо, хоть отцом был. Но свекровь… Та жила в своём мире. Работала, но больше для вида — бывший бухгалтер, она трудилась на полставки в какой-то конторке, только бы не торчать дома. Обедала в дешёвой столовке, судачила с подружками, а возвращалась — прямиком в свою комнату. Там включала телевизор на всю громкость, утыкалась в телефон и никого не замечала.

Детей будто не существовало. Младший, Ванюшка, хоть полотенце подать мог, а бабушка? Будто чужа. Хотя нет, хуже — будто мы все ей в тягость.

Могла бы просто молча сидеть — и то легче. Но нет. Ужинали мы вразнобой: Дмитрий на работе, дети у друзей, я — когда получится. Правило одно: убрать за собой. Но Антонина Семёновна его не признавала. Оставит крошки, грязные тарелки — и будто так и надо. Всё за ней убирала я. В её комнату не заходила — представляла, какой там бардак, и сердце сжималось.

Пылесос она включить не умела. Раз в год, может, возьмёт веник, сделает пару взмахов — как на показуху. Бельё стирала сама, ну хоть это. Жаловалась Дмитрию, а он отмахивался: «Мать такая после смерти отца. В себе». В себе? Да на работе она первая болтушка! Значит, просто мне не рада. Но больнее всего было её равнодушие к внукам.

Бабушки обычно конфетами задаривают, на коленях катают. А наша? Даже взглядом лишним не удостоит. Попробовала поговорить — только насмешку вызвала. Смотрела свысока, будто на глупую девчонку. «Вы в моём доме живёте», — говорила. По её логике, раз Дмитрий меня привёл, значит, моё дело — рожать да прислуживать. Уверяла, что мне «повезло» — есть где полы мыть. Попрёки сыпались: «Молодая, а не работаешь!» — хвасталась, что сама, пенсионерка, «в поте лица трудится».

Деньги на еду она вносила, но сколько? Копейки с её полставки. Дмитрий деньгами распоряжался, но я не рассказывала свекрови, как провожу дни: у плиты, с тряпкой, у гладильной доски. Хотелось крикнуть: «А ты попробуй!» — но её это не волновало. Разговор к стенке пришёлся. Она считала, что вправе мною командовать — я ведь «чужая». А внуки? «Пусть родители заботятся», — отрезала.

Терпение моё кончалось. Что делать? Смириться и нянчиться с ней, как с третьим ребёнком? Или биться за своё достоинство? Поговорить с Дмитрием, снова попытаться до неё достучаться? Но вдруг гроза грянет?

Нельзя так жить. Измучилась вся. Стоит ли биться за место в этом доме? Надеюсь — да.

Оцените статью
Свекровь называет меня горничной: ей кажется, что мне повезло с работой по дому
Существо, не знающее прощения