В тихом городке под Уралом, где старые избы хранят тепло домашних посиделок, моё сердце, полное любви к мужу, разрывалось от обиды, которую мне нанесла свекровь. Я, Алевтина, старалась угодить ей на день рождения, но в итоге превратилась в тень на её празднике. Её хвастовство подарками от сына и полное игнорирование моих усилий оставили горечь – будто я лишняя в их семье.
Моя свекровь, Людмила Петровна, — женщина с характером. Ей стукнуло 60, и она устроила пир на весь мир. Мы с мужем, Дмитрием, живём в её просторной избе, куда перебрались после свадьбы, чтобы скопить на свой угол. Я всё делала для неё: и полы мыла, и щи варила, и почтение проявляла. Но она держала меня на расстоянии, словно я – просто тень её ненаглядного сына.
Когда Людмила Петровна затеяла гулянку, я взялась за подготовку. Целую неделю драила дом, закупала провизию, украшала горницу. Дмитрий преподнёс матери золотые серёжки и заказал угощения из лучшей харчевни – холодец, пироги, варенье. Я радовалась за него: хотел порадовать мать. Мой подарок был проще – шаль из кашемира, которую выбирала со всей душой. Надеялась, что праздник нас сблизит, но вышло иначе.
В день юбилея собралась куча гостей. Столы ломились, гармонь играла, все веселились. Я вертелась как белка в колесе: то гостей встречала, то убирала. А свекровь сияла, принимая поздравления. Вдруг она встала, подняла рюмку и завела речь: «Спасибо моему Димочке, — заявила она, сияя. — Он всегда знает, как мать порадовать! Взгляните, какие серёжки подарил, да ещё и стол накрыл! Золотой сынок, других таких не сыщешь!» Народ зааплодировал, а я улыбалась, ждала, что хоть словечко и про меня скажет.
Но Людмила Петровна только и твердила о Диме, о его щедрости, о его заботе – словно я и не существовала. Ни о моих хлопотах, ни о моём подарке. Щёки горели от стыда. Гости смотрели на меня с жалостью, а я стояла как пустое место, с тарелками в руках. Моя шаль валялась в углу, даже не развёрнутая, а серёжки сверкали в её ушах. Я сжимала зубы, но внутри всё клокотало. За что она так? Я ведь из кожи вон лезла!
После гулянки я сбежала в сени, чтобы не разрыдаться. Дмитрий заметил и спросил: «Лёля, чего ты?» Я не сдержалась: «Твоя мать про меня и словом не обмолвилась! Весь день как проклятая вертелась, а слава только тебе! Мой подарок – будто грязь под ногами!» Он только махнул рукой: «Мать просто радуется, не загоняйся». Его равнодушие добило меня. Муж, которого я люблю, не видел, как мне больно.
Гости разошлись, а я осталась убирать. Людмила Петровна, проходя мимо, бросила: «Алевтина, мусор вынеси, а то протухнет». Ни спасибо, ни намёка на мои старания. Я промолчала, но внутри кипела. Почему я тут как холопка? Почему мои труды никому не нужны?
Ночью не спалось. Вспоминала, как выбирала шаль, как убирала, как надеялась, что она меня заметит. А она просто растоптала всё, выставив меня дурой перед людьми. Чувствую – я здесь чужая. Всё для Дмитрия, для неё. Её хвастовство и пренебрежение – как нож под рёбра. Хотела быть частью семьи, а стала прислугой.
Утром попыталась поговорить с Димой. «Твоя мать меня унизила, — сказала. — Даже не взглянула на мой подарок. Так жить не могу.» Он вздохнул: «Лёль, она всегда такая. Главное – мы есть друг у друга.» Но это не утешило. Как смириться, когда тебя в грязь топчут? Соседка, узнав, посоветовала: «Лёля, дай ей отпор, иначе сожрёт.» Но страшно. Вдруг настроит Димку против меня?
Теперь не знаю, что делать. Молчать ради спокойствия? Или бороться, рискуя семьёй? Людмила Петровна ведёт себя, будто меня нет, а Дмитрий не видит моих слёз. Люблю его, но обида точит душу. Этот праздник должен был нас сблизить, а стал днём, когда я поняла – в этом доме мне нет места. Сердце ноет, а сил бороться – всё меньше.
