**Дневник. Запись от 12 октября.**

Вернулся домой вымотанный, будто после десяти смен подряд. Думал, наконец-то высплюсь — начальник обещал выходной. Но перед самым концом рабочего дня Марфа Петровна, наша важная бригадирша, холодно бросила:

— Ковалёва опять не выйдет — у ребёнка сопли. Завтра ты на смене.

Я молча кивнул, хотя внутри закипало. Уже третий месяц без отдыха. А у её любимицы вечно то живот болит, то голова. Попробуй отказаться — тут же намекнут, что «на твоё место очередь стоит». Хоть бы кто спросил, каково это — таскать кирпичи весь день, а по ночам ещё и печь пироги на заказ, чтобы хоть что-то отложить на мечту.

Переступил порог — и сразу понял: покоя не будет. На кухне сидела тёща, Валентина Семёновна. Женщина, что надо: властная, уверенная в своей правоте и вечно всем недовольная. И вот опять явилась без предупреждения.

Разговор в кухне вёл сын, голос тихий, но покорный. А она, как всегда, внушала ему своё. На этот раз про домик.

— Пусть твоя Алёнка отдаст мне ключи от той дачки, — гремел голос Валентины Семёновны. — Осенью я там поживу. Воздух полезный.

Я остолбенел. Это та самая женщина, что ещё год назад кричала, будто только дурак покупает развалюху у моря? Та, что ржала, когда Алёна взяла кредит на последние сто тысяч? А теперь требует ключи?

Этот домик не с неба упал. Мы его кровь из носу вытянули. Алёна пахала годами, бралась за любую подработку — даже пироги пекла без дрожжей, без яиц, на экзотических муках. В нашем городке таких, как она, — раз-два и обчёлся. Денег хватало на всё, кроме главного.

Когда нашли тот самый дом — небольшой, но с видом на воду, без лишнего шика, — немного не хватило. Я предложил занять у матери. Ответ был предсказуем: «Твоя дура ещё и мои деньги проедать собралась?» Пришлось брать кредит. Но Алёна справилась. За лето всё закрыла.

И вот теперь, когда дача начала приносить хоть немного дохода, Валентина Семёновна решила, что ей там место.

— Мам, мы там ремонт планировали, — осторожно возражал Дима.

— Весной почините! — отрезала тёща. — А я уже с подругами договорилась. Отдохнём, подлечимся.

Я стоял за дверью и молчал, пока не услышал:

— Ты с ней совсем другим стал, Димка. Всё по её указке. А мать теперь лишняя? Ты хоть понимаешь, как со стороны смотришь?

Тут я не выдержал и вошёл.

— Валентина Семёновна, прежде чем звать гостей в мой дом, не грех было бы спросить хозяйку, — сказал я ровно, но так, чтобы поняла.

Тёща сверкнула глазами:

— Это что, только твой дом? Или мой сын там и права не имеет? Может, мне теперь у тебя разрешения спрашивать?

Я устал. Не стал оправдываться. Впервые не проглотил.

— Ремонт — не прихоть. Там окна дуют, печка дырявая. Вы просто замёрзнете. Если здоровье важно — купите путёвку в санаторий. Деньги у вас есть.

Она побледнела. Глаза загорелись злостью.

— Больше ноги моей здесь не будет! А ты, Дима, потом пожалеешь! Как только ремонт закончите — она от тебя сбежит! Свою норку у моря уже обустроила!

Хлопнула дверью.

Дима подошёл, обнял:

— Прости. Ты столько вложил… А она, как всегда…

— Ничего, — вздохнул я. — Привык. Но теперь не дам топтать мои границы.

Через пару дней мы поехали на дачу. Дима уговорил женой взять отгулы. Марфа Петровна, конечно, отказала, но вмешался старший прораб — Сергей Иванович, и даже обрадовал: скоро сам вернётся, а её «любимую племянницу» отправляют в бессрочный отпуск. Маленькая победа.

На даче было тихо. Неделю мы провели в хлопотах: искали мастеров, замеряли стены, считали расходы. По вечерам сидели на крыльце, пили чай и молча смотрели, как солнце садится в море. Наверное, это были лучшие дни за последние годы.

А вернулись домой — и кто нас ждал? Тёща. Словно и не было скандала. Словно ничего не говорила. Я только вздохнул. Теперь я знал: это не конец. Но и я уже не тот.

Ремонт начался. А с ним и решение.

— Дорогая, — как-то сказал Дима, — давай маму пусть живёт там с октября по апрель. И ей польза, и нам… спокойствие.

Так и сделали. Каждый год тёща уезжала на дачу. Возвращалась посвежевшей, почти доброй. И уже не лезла с упрёками. Виделись редко, но без ссор.

На работе тоже полегчало. Алёне дали выходные. Пироги она пекла теперь не из-за нужды, а для души. Даже Дима помогал — мыл посуду, пробовал начинку.

Когда однажды тёща снова пришла без спроса, я только усмехнулся. Её слова больше не ранили. Я знал: эта дача — моя победа. И её у меня никто не отнимет.

**Вывод:** Иногда лучше дать человеку то, что он требует, — но на своих условиях. И тогда это уже не поражение, а тихая победа.