**Дневник.**
Сегодня ко мне пришла Людмила – подруга с детства. В её глазах стояли слёзы, а руки дрожали, будто от холода. Она села, не снимая пальто, и заговорила тихо, словно боялась, что голос сорвётся.
– Понимаешь, – прошептала она, – мой Дмитрий последние месяцы будто стал другим. Молчаливый, хмурый, как будто между нами выросла стена. Похудел, осунулся… Я спрашивала – отмалчивался, будто я ему чужая. В голове самые страшные мысли: вдруг болен? Или на работе катастрофа? А оказалось…
Вчера он привёл домой мальчика. Не смотрел мне в глаза, будто виноватый пёс. И выяснилось… Да, выяснилось, что семь лет назад, когда я уезжала к бабушке во Владимир, у него была связь. Та женщина родила сына. Дмитрий клянётся, что это была ошибка, что любит только меня. Но ребёнка не бросил. Все эти годы тайно помогал – деньгами, заботой. А я? Я даже не догадывалась! Жила, как дурочка, в своём счастливом мирке, пока всё не рухнуло разом.
Теперь у той женщины беда – запила. Хотят отнять родительские права. Родни у неё нет, и мальчика собирались отправить в детдом. Дмитрий не выдержал. Сказал: «Не позволю своему сыну расти среди чужих». И привёл его сюда, в нашу московскую квартиру, где мы строили семью.
Он боялся сказать мне. Потому и замыкался, молчал, избегал разговоров. Но в конце концов – решился. Привёл мальчишку, хотя знал, что это может разрушить всё.
У нас крепкая семья. У нас есть дочка, Надя, свет в окошке. Дмитрий души в ней не чает. А теперь… как нож под рёбра.
Я хотела уйти. Собрать вещи, взять Надю и исчезнуть. Но каждый раз, когда представляю жизнь без него, внутри всё рвётся на части. Люблю. Несмотря на эту адскую боль. Два дня рыдала в спальне, не в силах ни на него взглянуть, ни на мальчика.
А мальчик этот… Слава. Вылитая Надя. Те же глаза, те же черты. Сразу видно – родня. Он маленький, испуганный, смотрит на меня так, словно ждёт, что я его прогоню. И… не могу. Не могу его ненавидеть.
Но что делать-то? Я чувствую себя преданной. Вся моя жизнь, которую я считала настоящей, оказалась ложью. Семь лет лжи! А теперь этот ребёнок – живой укор – живёт у нас дома.
Дмитрий умоляет простить. Клянётся, что больше никогда. Но как верить? Как принять мальчика, который каждый день будет напоминать о боли?
Надя пока ничего не понимает. Ей всего шесть, она с любопытством крутится вокруг Славы, тянет его играть. А я не знаю, как объяснить, кто он. Как сказать, что у неё есть брат, о котором мы даже не догадывались?
Люда сидела, сжимая стакан с остывшим чаем, и смотрела в стену. – Не знаю, смогу ли простить, – прошептала она. – Но уйти от Дмитрия… будто отрезать кусок себя. А мальчик… он же ни в чём не виноват. Выгнать его? Не могу. Но как жить с этим?
Видно было, как её разрывает. С одной стороны – любовь к мужу. С другой – боль от предательства. А посередине – ребёнок, который просто хочет, чтобы его не бросили.
Иногда я ловлю себя на мысли, что ненавижу Дмитрия за то, что он сделал с нами. Но потом вижу Славу – его растерянные глаза – и понимаю: он такой же, как Надя. Просто ребёнок, которому нужен дом.
Что делать? Простить? Принять Славу как своего? Или уйти, чтобы не видеть ни его, ни Дмитрия? Любой выбор кажется невыносимым. ТоИ вот сейчас, глядя на то, как Надя и Слава вместе рисуют за столом, я понимаю, что, возможно, семья — это не только кровь и доверие, но и выбор каждый день прощать и любить, несмотря на боль.
