Каждый раз, когда мой зять возвращается с работы, я словно тень растворяюсь в воздухе, исчезаю в чулане или проваливаюсь сквозь ступеньки, чтобы меня не заметил.
Мой зять, Артём Сергеевич, — загадка в человеческом обличье. Он строго-настрого запрещает мне переступать порог их квартиры и нянчиться с внуком. Артём — образцовый муж: обожает мою дочь Людмилу, приносит домой рублёвые купюры пачками, и в их доме он — царь и бог. Сына, четырёхлетнего Тимофея, он боготворит, но видит его лишь спящим или по праздникам, потому что дни его расписаны по минутам. И всё же он свято верит, что ребёнка должна растить только мать, а все прочие — лишние.
Люда на грани. Тимоша — ураган в подгузниках: если отвернуться, он уже карабкается на шкаф или рисует узоры на обоях. Я пробираюсь к ним тайком, пока Артём в офисе. Но если вдруг раздаётся скрип ключа в замке — я превращаюсь в привидение: хватаюсь за сердце, шмыгаю в прихожей и вылетаю через черный ход, чтобы избежать его ледяного взгляда. Иначе — буря.
Артём убеждён: ребёнок — дело родителей, и точка. Его самого растила бабка, потому что мать то и дело пропадала с какими-то мужиками. Детство его было серым, как ноябрьское небо, и теперь он выстроил вокруг семьи железный занавес. Однажды он даже сказал: «Если ещё раз застану вас здесь, Варвара Петровна, — развод». Он ведь и правда содержит семью, сам таскает продукты и свято верит: раз жена не ходит на работу, почему бы ей не управляться с одним ребёнком?
Но кто нянчил детей — тот знает: это как таскать воду решетом. Я не лезу с советами — просто катаюсь с Тимошей на горке, читаю ему книжки, даю Люде передышку. Я в тупике. Артём — и ласковый муж, и заботливый отец, и рушить их брак не хочу. Но и без внука жить не могу. А он, хоть и вежливо кивает, стоит на своём: нянькать его сына — табу.
Мы живём под Екатеринбургом, в маленьком городке, где все друг друга знают. Люда с семьёй — в двух шагах. Тимофей — свет моих очей, и каждая секунда с ним — как глоток воздуха. Но каждый мой визит превращается в партизанскую вылазку. Я звоню дочери — убеждаюсь, что Артём на смене, — и только тогда иду. Но иногда он появляется внезапно: то паспорт забыл, то решил суп дома поесть. Тогда я — как заяц перед выстрелом: сердце в пятки, пальто на ощупь — и вон, через двор, только бы не встретиться.
Однажды не успела. Артём вошёл, увидел меня с Тимошей на руках — и лицо его стало цвета свёклы. Он не орал, но его молчание резало, как нож. «Я же просил, Варвара Петровна», — сказал он ровно, а у меня по спине мураши забегали. Люда залепетала что-то, но он просто развернулся и ушёл в кабинет. С тех пор я ещё осторожнее, но каждый скрип двери — будто гроза над головой.
Я пыталась говорить с ним, объяснять: я не заменяю Люду — я просто хочу слышать, как внук смеётся. Но Артём — как скала. Для него моя помощь — знак, что жена не справляется, а это — удар по его мужской гордости.
Люда мечется между нами. Умоляет не злить мужа, но я вижу: она как выжатый лимон. Тимоша не сидит ни секунды: то вазу опрокинет, то кошку за хвост дёрнет. Бросить дочь одну — выше моих сил, но каждый мой шаг — как хождение по углям.
Иногда думаю: может, и правда перестать ходить? Но стоит Тимоше крикнуть: «Бабушка, играй!» — и я таю. Я чувствую себя виноватой: перед Людой — за лишние хлопоты, перед внуком — за вынужденные расставания. Почему я должна красться, как вор, чтобы обнять родную кровь?
Артём — не чудовище. Он пашет, как вол, осыпает семью деньгами, дарит Люде шубы, а Тимоше — паровозы. Но его упрямство — как камень на душе. Говорит, что уважает меня, но это уважение — пустой звук, когда я не могу читать внуку сказку на ночь.
Недавно Люда проговорилась: она боится даже мое имя при муже упоминать. Он строит стену, кирпич за кирпичом. Я не знаю, сколько ещё выдержу. Иногда кажется, он ждёт, когда я сдамся и исчезну. Но предать Тимошу — всё равно что отдать сердце на растерзание.
Я не хочу рушить их семью, но и жить без внука не могу. Каждый раз, когда я прячусь в гардеробе или выскальзываю за дверь под звук его шагов, во рту — горький вкус унижения. Но ради Тимоши я готова и не такое вынести. Вот только — надолго ли?..
