Нина Сергеевна сидела у окна, наблюдая, как за покосившимся забором её невестка Людмила и внучка Дашенька перешёптываются, бросая в её сторону ядовитые фразы. Вся семья ополчилась на старушку из-за отказа продать дом, который они презрительно именовали «развалюхой».
— Упёрлась бабуля как баран! О нас и не думает! — кричала Даша.
— Всю жизнь на себя потратила, сыну ничего не дала, только жила в своё удовольствие! — шипела Людмила, прекрасно зная, что Нина её слышит. — Хоть бы перед смертью о внучке позаботилась!
Слова невестки обжигали, но ударом в самое сердце стали слова внучки. Нина Сергеевна не ожидала такой злобы от родной крови. «Не люди, а змеи подколодные», — подумала она, смахнув слезу. Будь жив её Иван, он бы не позволил такого. Но мужа давно не было, и она осталась одна против тех, кто когда-то был семьёй.
Нина Сергеевна разменяла восьмой десяток, но до сих пор копошилась в огороде, полола грядки, солила огурцы и варила варенье. Домик с участком, доставшийся от родителей, был её вселенной. Здесь прошло её детство, здесь она влюбилась, вышла замуж, здесь хотела встретить старость.
Посёлок, где стоял её дом, когда-то был на отшибе от города. Автобусы ходили раз в час, и городские называли эти места «медвежьим углом». Нина Сергеевна никогда не понимала, почему. Ей нравилось тут: лес, речка, грибы да ягоды — жизнь простая, но спокойная.
Со временем город подобрался ближе. Поля застроили, земля взлетела в цене. Домики скупали, сносили, возводили коттеджи. Посёлок стал почти городом: появились магазины, дороги, работа. Жить стало удобнее, но Нина Сергеевна и раньше не жаловалась. Этот дом был её корнями, её памятью.
Когда она вышла за Ивана, вопрос, где жить, даже не встал. Родительский дом был просторным — места хватало. Свекровь звала в город, расхваливала блага цивилизации, словно в посёлке люди не жили, а мучились. Но Нина Сергеевна знала: в тесной однушке со свёкрами начнутся склоки. Её мать только фыркнула:
— У нас тут природа, воздух, своя картошка с огурцами!
Свекров махала рукой: зачем копаться в земле, если огурцы в магазине есть? Но со временем и она прониклась деревенским бытом.
Свекровь, впрочем, была душой человек. Когда у Нины и Ивана родился сын Костя, она взяла отпуск и примчалась помогать. Мать Нины Сергеевны сначала надулась, но потом растаяла — первый внук, все носились с ним как с писаной торбой. Костя рос на руках у двух бабушек. Свекровь стала частой гостьей, и дом наполнился смехом.
Нина Сергеевна с теплотой вспоминала летние деньки. В августе они с матерью и свекровью сидели на крылечке, планировали дела, собирали урожай, варили компоты, лепили вареники. Смеху было хоть отбавляй. Мужчины после рыбалки что-то мастерили по хозяйству. Вечерами за большим столом говорили обо всём на свете. Казалось, так будет всегда.
Но зимы приносили тревогу. Нина Сергеевна не любила холода, ощущая непонятную тоску. Позже она поняла: это было предчувствие.
Первым ушёл свёкор. Поскользнулся на льду, ударился виском о бордюр. Травма оказалась смертельной. Свекровь рыдала на кладбище так, что Нина Сергеевна впервые услышала, как звучит настоящее горе. Женщина постарела за месяц, глаза потухли. Мать Нины настояла, чтобы та переехала к ним.
— Если б я мужа потеряла, с ума бы сошла, — говорила она. — Близкие нужны, чтобы друг друга в разум держать.
Свекровь перебралась к ним весной. В городской квартире всё напоминало ей о покойном муже. Она устроилась на местный хлебозавод, где уже работали Нина и её мать. Жили дружно, без ссор. Но с тех пор Нину Сергеевну стал мучить страх потерять Ивана или Костю. Мысль о жизни без них душила.
Вторым ушёл отец Нины Сергеевны. Чистя снег, он схватился за сердце и умер. Без поддержки Ивана и свекрови Нина бы не выдержала. В семье остался один мужчина — муж. Он взял на себя всю тяжёлую работу. Мать и свекровь, обе вдовы, сблизились, поддерживая друг друга. Боль притупилась, но не ушла.
Костю бабушки баловали без меры. Он рос добрым, но избалованным, привыкнув, что всё лучшее — ему. Нина Сергеевна не заметила, когда сын стал думать только о себе. Винила себя: как так вышло, что ребёнок, окружённый любовью, вырос таким?
Когда Костя собрался жениться, он заявил, что с родителями жить не будет. Его невеста, Ольга, считала это неприличным. На первый взгляд, девушка казалась смирной, но её взгляд, будто стыдливо опущенный, настораживал Нину Сергеевну. Она вспоминала себя в молодости, робевшую перед свёкрами, и гнала дурные мысли. Молодые переехали в городскую квартиру, подаренную свекровью Кости. На свадьбе Нина Сергеевна, плача, желала им счастья. Но заметила презрительную усмешку Ольги, её нетерпение, когда та взяла ключи.
Нина Сергеевна поделилась сомнениями с мужем, но Иван отмахнулся:
— Родителям всегда кажется, что невестка не та. Она просто волновалась.
Нина Сергеевна зареклась плохо думать о снохе. Когда заболела мать, стало не до того. Она ухаживала за ней, а потом за свекровью, не жалея сил. Обеих забрал возраст, как сказал Иван, утешая жену. Нина Сергеевна тосковала, но знала: так устроена жизнь.
Костя навещал родителей раз в месяц. Нина Сергеевна готовилась к его приездам: собирала овощи, ягоды, соленья. Иван привозил мясо с фермы. Костя принимал всё как должное, но стал помогать по хозяйству, хоть и спешил домой к жене. Нина Сергеевна мечтала, чтобы сын приезжал чаще, но не решалась просить.
Когда родилась внучка Даша, всё изменилось. Костя с Ольгой стали бывать каждую неделю. Нина Сергеевна, выйдя на пенсию, брала девочку на лето, нянчилась с ней как с родной. Семья сближалась: жарили шашлыки, купались в речке. Но в глазах Ольги читалась обида, и Нина Сергеевна не понимаНина Сергеевна молча кивнула, вытерла ладонью глаза и поставила перед сыном тарелку с ещё тёплыми блинами — такими же золотистыми, как солнце за окном, и такими же круглыми, как её жизнь, которую она теперь точно знала, как прожить до конца.
