**Ты главное живи подольше, мам**
Нина Сергеевна сидела у окна, глядя сквозь разбитое стекло, за которым её невестка Даша и внучка Маша перешептывались, кидая в её сторону острые как лезвие слова. Всей семьёй они ополчились на неё из-за упрямства — старуха не хотела продавать дом, который они между собой презрительно звали «развалюхой».
— Вцепилась в свою землю, будто клад там зарыт! — шипела Маша.
— Прожила жизнь в своё удовольствие, а теперь даже внучке ничего не оставит! — вторила она Даша, намеренно повышая голос, чтобы Нина услышала. — Хоть бы перед смертью подумала о семье!
Слова невестки жгли, но по-настоящему больно стало от фраз внучки. Нина не ожидала такой ненависти от родной крови. «Не люди, а тени», — подумала она, вытирая ладонью слезу. Будь жив её Василий, он бы не позволил такого. Но его не было уже давно, и теперь она одна — против тех, кто когда-то был родным.
Нина Сергеевна разменяла седьмой десяток. В её годы она всё ещё полола грядки, солила огурцы, сушила грибы и варила варенье. Дом и земля, доставшиеся от родителей, были её вселенной. Здесь прошло её детство, здесь она встретила первую любовь, здесь хотела и умереть.
Посёлок, где стоял её дом, когда-то был на отшибе. Городские называли эти места «медвежьим углом», но Нина не понимала, почему. Она любила тишину, запах сосен, крики петухов по утрам. Жизнь здесь была проста, но честна.
Со временем город подобрался ближе. Пустыри застроили жилыми кварталами, земля взлетела в цене. Дома скупали, сносили, возводили коттеджи. Появились магазины, дороги, работа. Жить стало удобнее, но Нине и раньше хватало. Этот дом был её корнями, её памятью.
Когда она вышла замуж за Василия, вопроса, где жить, не возникло. Родительский дом был крепким, места хватало. Свекровь уговаривала перебраться в город, расхваливая блага цивилизации, будто в посёлке люди не жили, а прозябали. Но Нина знала: в тесной однушке со свёкрами начнутся ссоры. Её мать только смеялась:
— У нас тут и речка, и лес, и свои огурцы с помидорами!
Свекровь отмахивалась: овощи проще купить в магазине. Но со временем и она поняла, о чём говорила сватья.
Та была доброй. Когда у Нины и Василия родился сын Игорь, она взяла отпуск и приехала помогать. Мать Нины сначала надулась, но потом оттаяла — первый внук, все радовались. Игорь рос на руках у двух бабушек. Свекровь стала часто навещать, и дом наполнился смехом.
Нина с тоской вспоминала летние дни. В августе они втроём — она, мать и свекровь — сидели на крыльце, планировали, что солить, что сушить, какую ягоду в варенье пустить. Мужчины возвращались с рыбалки, чинили забор или лавку. Вечерами за большим столом говорили обо всём на свете. Казалось, так будет всегда.
Но зимы приносили тревогу. Нина не любила морозы, чувствуя необъяснимый страх. Позже она поняла: это было предчувствие.
Первым ушёл свёкор. Поскользнулся на льду, ударился виском о бордюр. Врачи развели руками. Свекровь кричала на похоронах так, что Нина впервые услышала, как звучит настоящее горе. Женщина постарела за месяц, глаза её потухли. Мать Нины настояла, чтобы та переехала к ним.
— Если б я мужа потеряла, с ума бы сошла, — говорила она. — Близкие нужны, чтобы не дать друг другу сойти с ума.
Свекровь переехала весной. В городской квартире всё напоминало ей о муже. Она устроилась на фабрику, где уже работали Нина и её мать. Жили дружно. Но с тех пор Нину не отпускал страх — а вдруг она потеряет Василия или Игоря? Мысль о жизни без них душила.
Вторым ушёл отец Нины. Зимой, расчищая снег, он упал замертво — сердце. Без Василия и свекрови Нина бы не выдержала. В семье остался один мужчина — муж. Он взял на себя всю тяжёлую работу. Мать и свекровь, обе вдовы, сблизились, поддерживая друг друга. Боль притупилась, но не ушла.
Игоря баловали без меры. Он рос добрым, но избалованным, привыкшим, что всё лучшее — для него. Нина не заметила, когда сын стал думать только о себе. Она винила себя: как ребёнок, окружённый любовью, мог вырасти таким?
Когда Игорь решил жениться, он заявил, что с родителями жить не будет. Его невеста, Даша, считала это нормой. На первый взгляд, девушка была скромной, но её взгляд, опущенный, будто от стыда, настораживал Нину. Она вспоминала себя в юности, робевшую перед свёкрами, и гнала дурные мысли. Молодые переехали в городскую квартиру, подаренную свекровью Игоря. На свадьбе Нина, плача, желала им счастья. Но заметила кривую ухмылку Даши, её нетерпение, когда та взяла ключи.
Нина поделилась с мужем, но Василий отмахнулся:
— Родителям всегда что-то мерещится, когда дети женятся. Она просто волновалась.
Нина зареклась думать о невестке плохо. Когда заболела мать, стало не до того. Она ухаживала за ней, а потом за свекровью, не жалея сил. Обеих забрала старость, как сказал Василий, утешая жену. Нина тосковала, но знала: так устроена жизнь.
Игорь навещал родителей раз в месяц. Нина готовилась к его приездам: собирала овощи, ягоды, банки с соленьями. Василий привозил мясо с фермы. Игорь принимал всё как должное, но стал помогать по хозяйству, хоть и торопился домой к жене. Нина мечтала, чтобы сын приезжал чаще, но не смела просить.
Когда родилась внучка, Маша, всё изменилось. Игорь с Дашей стали бывать каждую неделю. Нина, выйдя на пенсию, брала девочку на лето, ухаживала за ней, как за дочкой. Семья сближалась: жарили шашлыки, купались в речке. Но в глазах Даши читалась обида, и Нина не понимала, чем её задела.
Однажды Даша пожаловалась, что им тесно в квартире. Нина предложила переехать к ней, но невестка закатила глаза, посчитав это издёвкой. Их взгляды на семью были слишком разными.
Всё стало ясно, когда умер Василий. Нина осиротела. Не ела, не спала, всё ждала, что мужНаутро Игорь приехал один — седой, с трясущимися руками и глазами, полными слез, — опустился перед матерью на колени и прошептал: «Прости меня, мам, я забыл, чьи руки меня качали».
