В маленькой деревне под Воронежем, где летние вечера наполнены садовыми ароматами, моя жизнь в 36 лет омрачена переживаниями за дочь. Меня зовут Светлана, я замужем за Дмитрием, и у нас есть восьмилетняя дочь Катюша. Вчера Катя вернулась от бабушки, моей свекрови Галины Ивановны, вся в слезах, рассказав, как та отругала её за клубнику в огороде. Я в гневе от того, что свекровь довела мою девочку до слёз, и не понимаю, как её защитить, не испортив отношения в семье.
Катюша — наше солнышко. Ласковая, любознательная, она обожает природу. Мы с мужем живём в городе, но часто навещаем его родителей в деревне, где Катя с радостью проводит время с бабушкой. Галина Ивановна всегда казалась мне строгой, но доброй. Она учила Катю поливать грядки, собирать яйца в курятнике, и я радовалась, что дочь знакомится с деревенской жизнью. Дмитрий, инженер, гордился, что Катя так привязана к бабушке, и я не вмешивалась. Но вчера всё изменилось.
Галина Ивановна души не чает в своём огороде. Особенно в клубнике, за которой ухаживает с особым трепетом. Катя всегда с восторгом помогала ей, и я думала, бабушка рада её помощи. Однако оказалось, что та видит в этом угрозу своему урожаю. Простой детский поступок стал причиной ссоры, которую я не могу забыть.
Вчера Катя прибежала домой заплаканная. Обняв её, я спросила, что случилось. Сквозь слёзы она прошептала: «Мама, я пока бабушка отошла, подошла к грядке. Увидела спелую клубнику и сорвала несколько ягодок. А бабушка вернулась и закричала: „Ты что топчешь мои грядки? Всё испортила, воришка!“» Катя рыдала, повторяя, что не хотела ничего портить, просто не удержалась.
Меня охватило возмущение. Воришка? Моя дочь, которая обожала бабушку? Галина Ивановна не просто отругала её — она унизила, заставила чувствовать вину за детское любопытство. Я позвонила свекрови. «Света, она мне грядки мну́ет, ягоды без спросу рвёт! Надо дисциплину соблюдать!» — отрезала она. Я попыталась объяснить, что Катя — ребёнок, что можно было просто поговорить, но свекровь стояла на своём: «Мой огород — не игрушка».
Дмитрий, узнав, лишь вздохнул: «Мать строгая, но Катя тоже не права». Его равнодушие разозлило меня ещё сильнее. Не права? Она ребёнок, а не преступник! Я не могу смириться с тем, что дочь плакала из-за горстки ягод, которые для свекрови важнее её чувств.
Теперь Катя боится ехать в деревню. «Мама, а вдруг бабушка опять накричит?» — шепчет она, и у меня сжимается сердце. Я всегда учила её уважать старших, но как объяснить, что бабушка была так жестока? Галина Ивановна даже не извинилась, будто её грядки дороже внучки. Подруги в возмущении: «Света, не пускай её туда, это травмирует ребёнка!» Но Дмитрий упрямится: «Мать не со зла, не драматизируй».
Я вижу, как Катя стала тише. Она больше не рисует бабушкин огород, не рассказывает о деревне с прежним восторгом. Её радость угасла, и я чувствую вину — почему не защитила её раньше?
Как поступить? Запретить видеться с бабушкой? Это рассорит меня с мужем. Поговорить со свекровью? Боюсь, она обвинит Катю в избалованности. Остаться в стороне? Но я не хочу, чтобы дочь росла с чувством вины.
В 36 лет я хочу, чтобы Катя была счастлива, чтобы её детство наполняла любовь, а не обиды. Галина Ивановна, возможно, ценит свой огонрод, но её слова ранили девочку. Дмитрий молчит, и это молчание делает мою борьбу одинокой.
Эта история — крик материнского сердца. Да, свекровь не хотела зла, но её гнев отнял у Кати радость. Муж ищет компромисс, но его нейтральность — предательство. Я хочу, чтобы моя дочь снова смеялась, чтобы её любовь к семье не сменилась страхом.
Я — Светлана. И я найду способ защитить свою Катю, даже если придётся пойти на конфликт. Пусть это будет трудно, но я не позволю никому обижать моё солнышко. Иногда самые твёрдые решения становятся теми, что учат нас ценить близких — но не ценой слёз детей.
