Я шёл домой после тяжёлой смены, когда заметил у подъезда соседа — Сергея Петрова. Он сидел на скамейке, ссутулившись, лицо прятал в ладонях, и по вздрагивающим плечам было видно — мужчина плачет. Нам редко доводилось общаться, но пройти мимо я не смог. Сорокалетний крепкий мужик, а рыдает, словно мальчишка.
— Сергей, всё нормально? — осторожно окликнул я.
Он поднял заплаканные глаза и прошептал:
— Поздно… Ничего уже не исправить…
Я присел рядом. Он долго молчал, потом сделал глоток воздуха, будто перед тяжёлым признанием:
— Мать умирает. Только что из больницы. Врачи разводят руками… А я… я даже не был рядом…
Пять лет назад он определил мать в частный пансионат под Нижним Новгородом. Бабушка ещё держалась, но годы брали своё — ноги отказывали, в магазин ходить стало тяжело. Сергей тогда как раз выбился в начальники, крутился в делах: командировки, контракты, переговоры без конца. Решил, что в пансионате ей будет спокойнее — уход, питание, врачи рядом. Так он себе это оправдывал.
— Думал, поступаю правильно. Что это и есть забота. Утешался тем, что плачу тридцать тысяч в месяц — значит, сделал всё, что мог. А на деле… просто спихнул с плеч долг.
Сначала навещал раз в две недели. Потом — раз в месяц. А последний год и вовсе не приезжал.
— Всё время что-то находилось: работа, девушки, поездки. Казалось, всё важнее, чем та, что когда-то водила меня за руку в первый класс…
А сегодня звонок — медсестра из пансионата. Сказала, мать в реанимации. Срочно приезжайте. Он сорвался на место.
— Захожу в палату… Она вся сжалась, будто высохла. Глаза закрыты, дышит с трудом, кожа — как бумага…
Голос его надломился, но он продолжил, словно выговариваясь в последний раз:
— Я говорю: «Мама, это я…» А она открывает глаза, улыбается и шепчет: «Сереженька, ты пришёл…»
Пальцы его сжались в кулаки.
— «Не сердись, что не сказала про болезнь. Знаю, как ты занят. Не хотела отрывать. Врачи молчали, но я чувствовала — конец близко. Попросила позвонить, чтобы попрощаться. Просто увидеть тебя… убедиться, что ты в порядке».
Я замер. Сергей говорил, словно выдавливая слова из себя:
— Она сказала: «Я не боюсь. Одиночество мне знакомо. Боюсь за тебя. Чтобы твои дети не повторили твоей ошибки. Чтобы в старости у тебя был кто-то рядом…»
И последнее: «Жаль, не увижу, как ты женишься, как внуки растут. Не тяни, сынок. Семья — это всё, что у нас есть…»
Потом ей стало плохо. Я кричал, звал врачей. Но она уже не очнулась…
Он умолк. Мы сидели в тишине, даже птицы не щебетали. Я не нашёл слов — просто сжал его плечо. Сергей закрыл лицо руками.
— Каждый день клянусь: всё исправлю. Вот только откроет глаза — и я… Но она не откроет. А её слова… теперь со мной навсегда.
