Он отвёл мать в дом престарелых. Её последние слова навсегда останутся с ним.
Я шёл домой после тяжёлого рабочего дня, когда заметил соседа — Виктора. Он сидел на скамейке у подъезда, сгорбившись, лицо скрыто в ладонях, плечи слегка дрожали. Мы не были близки, но пройти мимо было невозможно. Взрослый мужчина, лет под пятьдесят, плакал, как ребёнок.
— Всё в порядке, Витя? — осторожно спросил я, подсаживаясь к нему.
Он поднял на меня покрасневшие глаза и тихо ответил:
— Никто мне уже не поможет. Я этого не переживу. Никогда…
Я молча ждал. Он глубоко вздохнул и начал, будто исповедуясь:
— Мама умирает. Сейчас в больнице. Только оттуда… Врачи говорят — шансов нет… А я… даже не был рядом…
Пять лет назад он устроил мать в частный пансионат под Казанью. Женщина ещё держалась, но годы брали своё — болели суставы, стало тяжело готовить, ходить за продуктами. Виктор тогда уже был топ-менеджером в крупной фирме, вечные командировки, переговоры, клиенты… Решил — в пансионате ей будет лучше. Круглосуточный уход, регулярное питание, врачи рядом — так он оправдывал свой выбор.
— Думал, поступаю правильно. Что так и надо заботиться. Утешал себя тем, что плачу большие деньги — значит, сделал всё возможное. А на самом деле… просто сбежал от ответственности.
Сначала навещал её раз-два в месяц. Потом — всё реже. В последний год и вовсе не приезжал.
— Всё время находились дела важнее — работа, свидания, поездки. Казалось, что всё это куда значительнее, чем пожилая женщина, которая когда-то водила меня за руку в школу…
А сегодня утром позвонила медсестра из пансионата. Маму срочно госпитализировали. Состояние критическое. Просили приехать. Он бросил все дела и помчался в больницу.
— Я вошёл в палату… Она была такая хрупкая. Совсем потерянная. Глаза закрыты, дышит тяжело, лицо — как воск…
Он замолчал, потом продолжил:
— Я сказал: «Мама, я здесь…» Она открыла глаза, слабо улыбнулась и прошептала: «Здравствуй, сынок…»
Голос его задрожал. Каждое слово он помнил с болезненной чёткостью:
— «Не сердись, что не сказала раньше о болезни. Знала, как ты занят. Не хотела мешать. Врачи молчали, но я чувствовала — мне недолго осталось. Поэтому и попросила позвонить. Просто хотела попрощаться. Хотела увидеть тебя… убедиться, что у тебя всё хорошо».
Я слушал, затаив дыхание. Виктор говорил через силу, словно пытаясь облегчить душу:
— Она сказала: «Я не боюсь. Привыкла к одиночеству. Но боюсь за тебя. Чтобы ты не оказался на моём месте. Чтобы твои дети не забыли о тебе. Чтобы у тебя всегда была семья…»
И последнее, что она успела сказать: «Жаль, не увижу, как ты женишься, как растут внуки. Не затягивай, сынок. Создай семью. Потому что только она и остаётся в конце…»
Потом ей стало хуже. Он побежал за врачами. Но она уже не пришла в себя…
Он замолчал. Мы сидели в тишине. Даже ветер не шевелил листья. Я не знал, что сказать. Просто положил руку ему на плечо. Он закрыл глаза.
— Каждый день клянусь, что всё исправлю. Что, если бы она открыла глаза — я бы всё сделал иначе. Но боюсь, она уже не услышит. А её слова… теперь всегда со мной.
