Раннее утро застало нас на пыльной дороге, ведущей от деревни. В одной руке я крепко держал маленькую ладошку дочки Светы, в другой легкий чемодан, набитый не столько вещами, сколько разбитыми надеждами. Автобус, урча двигателем, отъезжал от остановки, увозя нас прочь от места, где всего несколько часов назад я еще во что-то верил. Я уезжал, даже не попрощавшись с Иваном. В это время он был на рыбалке, на том самом рассвете, о котором накануне рассказывал с таким восторгом. Глядя через запыленное окно на убегающие назад поля, я осознал простую и горькую правду: я так и не встретил женщину, за любовь к которой стоило бы бороться. А ведь все начиналось так красиво, так ослепительно-романтично, что захватывало дух.
Иван буквально ворвался в мою жизнь, когда учился на последнем курсе института. Он не давал мне покоя, осыпал комплиментами, смотрел влюбленными глазами, в которых таяли все мои сомнения. Он повторял, что любит, что не представляет жизни без меня и без моей четырехлетней дочери Светочки. Его настойчивость, юношеская искренность и пыл растопили лед в моем сердце, которое еще не успело оправиться после потери первой жены. И уже через три месяца после знакомства мы начали жить вместе в моей квартире. Он был полон планов и обещаний.
Оленька, родная, его глаза сияли, словно два бездонных озера, через месяц я получу диплом, и мы сразу поедем ко мне в деревню. Я представлю тебя родителям, всей родне! Скажу им, что ты моя будущая жена! Ты согласна? Он обнимал меня, и весь мир казался таким простым и ясным.
Хорошо, согласна, отвечала я, и в душе теплилась робкая надежда. Он так часто говорил, что его мать добрая, гостеприимная, душа-человек, что любит гостей и умеет создавать уют. Я верила ему. Мне так хотелось верить.
Деревня, где родился и вырос Иван, встретила нас тихим вечерним солнцем. Все родственники жили рядом, буквально бок о бок. Я тогда еще не знала, что неподалеку жила местная красавица Наташка, влюбленная в Ивана с детства, предмет общей гордости и, как все считали, идеальная невеста. Не знала я и про деда Степана, отца Иванова отца, который жил неподалеку в своем старом доме и часто заходил к сыну в баню, потому что своя уже давно покосилась. Дед Степан доживал свой век в тихом спокойствии, часто всматриваясь в холм за околицей, где под березой покоилась его жена. Он знал, что сегодня ждут гостей внук везет невесту.
Накануне дед Степан зашел к сыну и застал свою невестку Анну в мрачном, раздраженном настроении.
Что, опять с Петром не поладили? спросил он, уже готовясь прочесть сыну нотацию.
Но Анна, увидев его, первой выплеснула свое недовольство:
Здравствуй, дед. Ты в курсе, что наш Ваня жениться собрался? Завтра сюда свою избранницу привезет.
Знаю, Петр говорил. Ну и пусть, пора уже парню. Учебу закончил, работу нашел. Пусть семью заводит, пока ветром не разнесло, философски заметил дед.
Так-то оно так, фыркнула Анна, и ее лицо скривилось от обиды. Только вот избранница эта Старше его на три года! И ребенок при ней, четырех лет! Будто своих, деревенских девок мало! Наташка наша, например, красавица, медсестра, работящая А эта кто? Неизвестно, от кого ребенок, какая у нее родня. Зачем ему чужая обуза? Своих детей еще нарожает! Конечно, рада, что такого парня с высшим образованием подцепила
Анна, не дело это в жизнь детей лезть, попытался вставить дед Степан, но невестка его уже не слушала.
Она кипела уже несколько дней, вынашивая в сердце обиду и на сына, и на незнакомку, которая посмела отобрать его у «идеальной» невесты. И она придумала свой тихий, ядовитый план: не будет она стараться, не накроет щедрый стол, не засияет улыбками. Пусть эта городская сразу поймет, что ее здесь не ждали и не хотят. Прихватила себе Ваню и хватит.
Мы приехали под вечер, усталые, но еще полные светлых ожиданий. Ваня светился от счастья. Год он не был дома, соскучился по родителям, деду, этим местам. Дверь открыла его мать. Первым в дом ворвался он, поставил чемодан, а я со Светой скромно замерли на пороге, ожидая приглашения.
Сыночек, Ванюша, родной! Анна обняла его так, будто боялась отпустить, а ее взгляд, скользнувший по мне и дочке, был холодным и оценивающим. Наконец-то ты дома! Теперь у нас дипломированный специалист! Она сделала ударение на слове «ты», многозначительно глянув на меня, словно хотела сказать: «не то, что некоторые».
Мам, а где отец? Дед Степан?
В бане они. Сейчас придут. Ждали-ждали тебя, снова только «тебя».
Потом ее взгляд упал на меня, и она произнесла слащаво, но с колкой иронией:
А это, значит, и есть та самая Ольга? С ребенком? Она окинула меня взглядом с ног до головы, медленно и унизительно
Ну что, проходите, мойте руки. Ваня, покажи, где у нас что.
Уже с первых слов мне все стало понятно. Ваня же, казалось, не слышал ни тона, ни взгляда. Он, улыбающийся и счастливый, взял меня за руку и повел показывать дом. В это время из бани вернулись отец и дед. Петр, муж Анны, оказался немного резковатым, но искренним и прямолинейным, а дед Степан и вовсе с добрыми, теплыми глазами. Они обняли и меня, и Свету, и Ваню с таким искренним восторгом, что это не могло быть наигранным.
Ну, дети, молодцы, что приехали! громко воскликнул Петр. Анна, давай стол накрывай, чего стоим? Гости же с дороги, устали, проголодались. Да и нам с дедом после парилки не помешает подкрепиться!
Стол был накрыт более чем скромно. Я заметила, как Ваня на миг удивленно приподнял брови он хорошо знал, на что способна его мать. Я почти ничего не ела: в горле застрял горький ком обиды и дурных предчувствий. Внутри меня росло недовольство Ваней: почему он так и не представил меня как будущую жену? Почему позволяет, чтобы ко мне относились с пренебрежением?
Петр разлил по рюмкам домашнюю настойку и уже собирался произнести тост, но его опередила Анна:
Выпьем за тебя, сынок! За диплом, за новую работу! Желаем всего самого лучшего, мы в тебе не сомневаемся!
Пили снова и снова. И каждый тост только за Ваню. Будто ни меня, ни Светы вовсе не существовало. А он он сиял, смеялся, разговаривал с отцом и дедом, и молчал. Не сказал ни слова о нас, не попытался перевести тему на меня, не назвал меня своей любимой. Я не узнавала его. Внутри пыталась оправдать: «Он соскучился по родным, расслабился. Но ведь он любит меня»
Лишь дед Степан время от времени бросал на нас с дочкой теплые, сочувствующие взгляды, а потом острые и осуждающие на свою невестку. Он все видел и все понимал. И ему было больно за нас.
Света, воспитанная и терпеливая девочка, от усталости еле держала глаза открытыми. Я осторожно обратилась к Анне:
Можно я уложу Свету спать? Подскажете, куда можно пройти?
Она неохотно кивнула и махнула рукой: «Идите за мной». В маленькой комнатке стояла узкая кровать и тумбочка.
Вот здесь и спите вдвоем. Белье чистое, бросила она и вышла, хлопнув дверью.
Я уложила дочку, которая засыпала на ходу, и сразу услышала ее голос за дверью, громкий и демонстративный:
Говорит, не выйдет, устала, будет с ребенком спать.
Мне показалось, что сердце разорвется от боли. Я легла рядом с дочкой, и горячие слезы тихо потекли по щекам. «Что я здесь делаю? Где же та добрая и гостеприимная мать, о которой он так много рассказывал? Почему он не видит этого? Почему молчит?» Если бы была возможность, я бы уехала немедленно. Но за окном сплошная тьма незнакомой деревни. Я плакала тихо, чтобы не разбудить Свету, плакала от обиды за нас обеих. Заснула, измученная до предела.
Меня разбудило прикосновение к руке. Это был Ваня.
Оль, пойдем в мою комнату. Чего ты тут на этой кровати ютишься? Там диван есть, я Свету перенесу. Прости, что я сегодня так весь в родных, они же соскучились. Все обсудим завтра, обещаю. И свадьбу, и все остальное, говорил он шепотом, ласково, но без самого главного без понимания.
Я не сомкнула глаз до самого утра. В голове снова и снова прокручивала каждое слово, каждый взгляд. Вспоминала первую встречу со свекровью матерью моего погибшего мужа. Как она меня, чужую, обняла, как плакала от радости, что сын нашел такую жену. Как мы разговаривали до полуночи, как она стала мне второй матерью. Вспоминала Сергея его силу, надежность, умение быть стеной. Он никогда бы не позволил никому даже косо на меня посмотреть. А тут Мать Вани показала все без слов. И он он просто улыбался, будто ничего не случилось.
«Для них я ошибка. У меня есть ребенок. И все дело в Свете. Но они ошибаются, если думают, что я позволю унижать нас. Завтра мы уедем», решила я твердо, встречая первые лучи рассвета.
За завтраком царила иллюзия семейной идиллии. Все вспоминали детство Вани, его проказы, смеялись. Петр подкладывал Свете конфеты и тепло улыбался ей, а Анна смотрела на это с едва скрываемой злобой. И вдруг, вздохнув, произнесла с напускной грустью:
Да, сынок, закончилась твоя беззаботная жизнь. Теперь придется гнуть спину, кормить ее взгляд остановился на Свете, и в воздухе повисло невысказанное, но кричащее «чужого ребенка».
Я взглянула на Ваню. Он лишь глупо улыбался, делая вид, будто ничего не понял. Лишь Петр сердито стукнул кулаком по столу:
Анна!
Но моя чаша терпения уже переполнилась. И именно в этот момент Ваня, словно ничего не заметив, весело предложил:
Оль, Света, пойдем, я покажу вам деревню, речку! Зайдем к деду Степану!
Он взял дочку за руку и направился к выходу. Я, ошеломленная, пошла следом.
На прогулке я высказала ему все: боль, обиду, несправедливость. Но он лишь отмахивался, убеждал, что я все преувеличиваю, что это просто материнская ревность, что нужно легче ко всему относиться. Он не понимал главного: мне не нужно было, чтобы он ругался с матерью. Мне нужно было лишь одно слово. Единственное слово в нашу защиту. Но он молчал.
Да не кипятись, родная, гладил он меня по плечу. Пару дней и мы уедем. Завтра на рассвете пойду на рыбалку, клев отличный, представляешь!
Утром его уже не было. На заре он ушел, оставив нас наедине с его матерью. Я вышла умываться и столкнулась с Анной в коридоре. Ее лицо было искажено злобой.
Ваня сказал, что вы уезжаете. Из-за тебя. Когда я теперь увижу сына? Будешь держать его на цепи у своей юбки! Кормить тебя и твоего ребенка
Я слушала ее и одновременно будто слышала себя со стороны. Внутри уже не было ни злости, ни обиды только холодная ясность. И вдруг я спокойно, даже вежливо улыбнувшись, ответила:
Знаете, Анна Ивановна, мой первый муж был офицером. Честным и прямым. Он любил меня больше жизни. Но, в отличие от вашего сына, он доказывал любовь не словами, а поступками. И никогда, слышите, никогда не позволил бы даже родной матери унижать меня или нашего ребенка. Его мама до сих пор для меня вторая мать. Она обожает Свету. Именно она купила мне квартиру, в которой мы жили с вашим сыном, и уже оформила на Свету еще одну просторную, в центре города. У меня два высших образования, я свободно владею тремя языками. После гибели Сергея она жила только ради нас и поддерживает меня до сих пор. И именно она говорит: мне нужен муж, а Свете отец. А насчет денег Вашему сыну и не снились мои доходы. Я зарабатываю в несколько раз больше, руковожу двумя магазинами. Так что ваши опасения, что Ване придется «кормить чужого ребенка», беспочвенны.
Анна слушала меня, и в ее глазах рос шок. На лице появлялись растерянность и тяжелое осознание собственной ошибки.
А знаете, продолжила я уже тихим уверенным голосом, я даже благодарна вам. Потому что именно вы открыли мне глаза. Бог не ошибается. Вы показали мне истинное лицо вашей семьи. И вашего сына тоже. Мне не нужна свекровь, которая видит во мне врага. И не нужен мужчина, не способный защитить любимую женщину и ребенка.
Я развернулась и пошла собирать чемодан. Руки мои не дрожали. Душа была одновременно пуста и светла. Я разбудила Свету, одела ее, и мы вышли из того дома без единого взгляда назад.
Мы шли деревенской улицей к автобусной остановке. Я крепко держала за руку дочь и несла наш небольшой чемодан. В сердце не было сожаления. Лишь легкая грусть от того, что позволила себя обмануть красивыми сказками. Я поняла: всегда сомневалась в любви к Ване. Мне нравилась его влюбленность, его настойчивость, его стремление быть с нами. Но это была не та любовь. Не тот выбор. Не та жизнь.
Автобус тронулся, и я закрыла глаза. Впереди была дорога. Дорога домой, к настоящей жизни и настоящей любви, которая, я знала, обязательно меня найдет. Потому что я научилась ценить себя и свою маленькую принцессу. А это главное.
