У могилы богатая женщина услышала от бродяги вопрос: «Вы тоже знали мою маму?» И рухнула в обморок.
Кладбище для многих место скорби, прощания, конца. Для Вали оно стало чем-то вроде дома. Не в буквальном смысле: крыши над головой у него не было, разве что полуразрушенный склеп, куда он забирался лишь в лютые морозы. Но душой он чувствовал себя здесь спокойно.
Здесь царила тишина, прерываемая лишь птичьими трелями да редкими всхлипами скорбящих. Здесь никто не тыкал в него пальцем, не гнал прочь, не морщился от его потрёпанной телогрейки и стоптанных ботинок. Мёртвым было всё равно в этом была странная, почти утешительная справедливость.
Валя проснулся от холода на его картонном покрывале осела роса. Воздух был прозрачным, туман клубился над могилами, словно пытаясь укрыть их от живых. Он сел, потер глаза и, как всегда, окинул взглядом своё «владение» ряды крестов, памятников, заросших травой и мхом.
Его утро начиналось не с кофе, а с обхода. Проверить, не растрепаны ли венки, не разбросаны ли цветы, не топтали ли здесь землю чужие ноги. Его единственным другом и негласным начальником был Петрович седой, брюзгливый сторож с хриплым голосом, но глазами, в которых читалась редкая доброта.
Опять тут как прикованный? донёсся из сторожки его голос. Иди-ка, хоть чаю горячего выпей, а то замёрзнешь.
Сейчас, Петрович, отозвался Валя, не прерывая своего обхода.
Он направился к скромной могиле в самом углу кладбища. Простой серый камень, на котором было выбито: «Людмила Ивановна Соколова. 19672011». Ни фотографии, ни слов утешения. Но для Вали это было святое место. Здесь лежала его мать.
Он почти не помнил её ни лица, ни голоса. Его воспоминания начинались с детдома, с казённых стен и чужих лиц. Она ушла слишком рано. Но у её могилы он чувствовал тепло, будто кто-то незримый рядом. Будто она всё ещё смотрит на него. Мама. Людмила.
Он аккуратно выдрал сорняки, протёр камень влажной тряпкой, поправил скромный букетик полевых цветов, который принёс накануне. Он говорил с ней, рассказывал о погоде, о том, как вчера дул ветер, как каркала ворона, как Петрович поделился щами. Жаловался, благодарил, просил защиты. Он верил, что она слышит. Эта вера была его опорой. Для мира он никто, бродяга. Но здесь, у этого камня, он был кем-то. Он был сыном.
День шёл своим чередом. Валя помог Петровичу подкрасить ограду у старой могилы, получил за работу миску горячих щей и снова вернулся к «маме». Сидел на корточках, рассказывал, как солнце пробивалось сквозь туман, когда вдруг тишину разорвал звук шуршание шин по гравию.
К воротам подкатил чёрный лакированный автомобиль. Из него вышла женщина. Она выглядела так, будто сошла с экрана телевизора. Кашемировое пальто, безупречная причёска, лицо, на котором читалась скорбь, но не страдание скорее достоинство перед лицом потери. В руках она держала огромный букет белых лилий.
Валя инстинктивно съёжился, стараясь стать невидимым. Но женщина шла прямо к нему. Прямо к могиле его матери.
Сердце сжалось. Она остановилась у надгробия, и её плечи задрожали беззвучные, глубокие рыдания. Она опустилась на колени, не замечая, как пачкается её дорогая одежда, и положила лилии рядом с его скромным букетиком.
Простите тихо произнёс Валя, не в силах молчать. Он чувствовал себя хранителем этого места. Вы вы к ней?
Женщина вздрогнула, подняла на него глаза мокрые, потрясённые.
Да, прошептала она.
Вы тоже знали мою маму? спросил Валя с детской искренностью.
В её взгляде мелькнуло замешательство. Она медленно оглядела его рваную одежду, худое лицо, глаза, полные простоты и доверия. Потом снова посмотрела на надпись: «Людмила Ивановна Соколова».
И вдруг всё поняла. Это было как удар она резко вдохнула, побледнела, губы задрожали. Глаза закатились, и она начала падать. Валя успел подхватить её, не дав удариться о камень.
Петрович! Петрович, сюда! закричал он, охваченный паникой.
Сторож прибежал, запыхавшись, но сразу понял, что делать.
Тащи в сторожку! Чего торчишь?!
Вдвоём они донесли женщину до маленькой комнаты, пропахшей чаем и махоркой, и уложили на старую кушетку. Петрович плеснул ей в лицо воды, поднёс нашатырь. Она застонала, медленно открыла глаза, огляделась, будто не понимая, где находится. Потом её взгляд упал на Валю, который стоял рядом, сжимая в руках потрёпанную шапку.
Она смотрела на него долго, будто пытаясь что-то разглядеть в его чертах. В глазах больше не было шока только глубокая, невыносимая грусть и странное узнавание. Она приподнялась, протянула руку и прошептала слова, которые перевернули его жизнь:
Как долго как долго я тебя искала
Валя и Петрович переглянулись, не веря своим ушам. Петрович налил воды в стакан и протянул женщине. Она сделала несколько глотков, пришла в себя и села.
Меня зовут Ольга, сказала она тихо, но уже твёрже. Чтобы вы поняли, почему я так отреагировала мне нужно рассказать всё с самого начала.
И она начала. Её история унесла их в прошлое на тридцать с лишним лет назад.
Она была молодой девушкой из глубинки, приехавшей в Москву за лучшей жизнью. Без денег, без связей, она устроилась горничной в богатый дом. Хозяйка властная, холодная вдова держала всех в страхе. Единственным светом в её жизни стал сын хозяйки Дмитрий. Красивый, обаятельный, но слабый, полностью подчинённый матери.
Их любовь была тайной и обречённой. Когда Ольга забеременела, Дмитрий испугался. Он обещал жениться, бороться, но под давлением матери сломался. Вдове не нужна была бедная невестка и внебрачный ребёнок.
Ольгу оставили в доме до родов, пообещав после
