Родственники смеялись, что я ухаживаю за «бедной» тётушкой. Их лица вытянулись, когда огласили завещание, где мне досталось всё её состояние и три дома.
Опять к своей богатенькой?
Голос двоюродной сестры Светланы капал ядом, пока я натягивала пальто в прихожей.
Я молча застегнула пуговицы. Отвечать не имело смысла. Это был их утренний ритуал.
Оставь её, Светик, лениво отозвалась из комнаты тётя Алевтина, её мать. Человек делом занят. Милостыню подаёт.
Смех у них получился громкий, слаженный.
Просто я обещала тёте Лиде помочь с окнами, заклеить на зиму.
Окна она свои ещё в сорок седьмом заклеила, не унималась Светлана, выходя в коридор. Тратить молодость на старушку, от которой даже дырявых колготок в наследство не достанется. Это ж талант нужен.
Она окинула меня взглядом с ног до головы, оценивая моё простое пальто и ботинки.
Не у всех цель получить наследство, Светик.
Да что ты? А какая у тебя цель? Духовное обогащение в процессе мытья полов в хрущёвке?
Я взяла сумку. Внутри лежали продукты для Елизаветы Игоревны и новая книга, которую она просила.
Моя цель помочь близкому человеку.
Близкому? взвизгнула тётя Алевтина, появляясь в дверях. Её лицо перекосила давняя обида. Эта «близкая» продала дачу деда, наше родовое гнездо, чтобы купить себе конуру в центре! Она всю жизнь думала только о себе, ни копейки никому не дала!
Вот он, корень их ненависти. Дача в сосновом бору, которую дед строил для всей семьи, а Елизавета Игоревна, как старшая дочь, оформила на себя и после его смерти продала. Они считали это предательством.
Я смотрела на их лица, искривлённые злобой и жадностью. Они даже не пытались понять её мотивов.
Им было плевать на ту связь, что была у меня с двоюродной бабушкой. Их не интересовали её рассказы, её острый ум, её ироничный взгляд на мир.
Они видели только старуху в заношенном халате.
А я видела человека, который научил меня читать, показывал созвездия и учил различать голоса птиц.
Увидишь, прошипела мне вслед Светлана. Она отдаст свою квартиру каким-нибудь сектантам. А ты останешься ни с чем. И со своей святостью.
Я вышла на лестничную клетку. Дверь за мной захлопнулась, отрезая их голоса.
Квартира Елизаветы Игоревны встретила меня запахом сушёных трав и старых книг. Всё было просто, но невероятно чисто.
Она сидела за столом, склонившись над большой картой побережья Финского залива. Рядом лежали не только документы, но и планшет с графиками и таблицами.
А, Кирочка, пришла, она подняла голову, и её глаза засияли. А я тут работаю, не покладая рук.
Что это? я кивнула на карту.
Да так, старые владения привожу в порядок, лукаво улыбнулась она. Бумажная волокита.
Она аккуратно свернула карту и спрятала документы в папку, но я успела заметить слова «договор аренды» и «кадастровый план».
Родственники опять концерт устроили? спросила она, безошибочно почувствовав моё настроение.
Я только пожала плечами.
Они всё считают, Кирочка. Копейки считают. А главного не видят. Ну и ладно, это их проблемы.
Она взяла принесённую мной книгу, и лицо её просияло.
Спасибо, родная. Ты единственная, кто знает, что мне на самом деле нужно.
Через несколько недель раздался звонок. Голос тёти Алевтины звучал сладко, как перезрелый персик.
Кирочка, привет, дорогая. Как там наша Елизавета Игоревна?
Я насторожилась.
Всё хорошо, тётя Аля. Спасибо.
Я вот почему звоню Тут Светочкин знакомый, риелтор, интересуется домами в том районе. И я подумала, надо бы нашей Лиде помочь.
Узнать, всё ли в порядке с документами. Он мог бы зайти, бесплатно проконсультировать. Чтобы её никто не обманул.
Не думаю, что ей нужна помощь.
Ну как же! Человек же пожилой Ты бы спросила у неё про завещание, например. Мы же семья, должны друг о друге заботиться.
К горлу подкатила тошнота.
Я не буду об этом спрашивать. Всего доброго.
Во время следующего моего визита Елизавета Игоревна была сама не своя.
Представляешь, приходил какой-то мужчина. Представился оценщиком из страховой компании.
Говорил, что по их данным, в доме старая проводка, надо оценить риски. А вопросы задавал, как прокурор. Про собственность, про счета, про родственников
Я застыла со стопкой тарелок в руках. Это был план Алевтины. Хитрее, чем я думала.
Кто ко мне ходит, как часто. И всё время намекал, что стариков часто обманывают. Будто хотел подготовить меня к чему-то.
Пока я мыла посуду, Елизавета Игоревна говорила по телефону. Её голос звучал строго, деловито.
Нет, Аркадий Семёнович, повышать арендную плату до конца сезона мы не будем. Люди рассчитывали на одну сумму. Репутация дороже сиюминутной выгоды.
Она положила трубку и, поймав мой удивлённый взгляд, лукаво подмигнула.
Дела, Кирочка. Маленький бизнес.
Больше ничего не объяснила, а я не стала расспрашивать.
Точкой невозврата стал мой день рождения. Я забежала к Елизавете Игоревне вечером. Она встретила меня с тревогой в глазах. На кухонном столе стояла почти нетронутая чашка чая.
Приходила Светка, тихо сказала она. Поздравляла тебя. Заочно.
Она избегала встречаться со мной взглядом.
И что же она говорила?
Говорила, что ты жалуешься на меня. Что устала. Что с нетерпением ждёшь, когда всё это закончится голос Елизаветы Игоревны дрогнул.
Говорила, что ты присматриваешь себе квартиру на деньги, которые я тебе якобы даю Кирочка, она она сказала, что ты смеёшься надо мной за спиной.
Они ударили в самое больное. В наше доверие.
Внутри у меня что-то оборвалось. С громким треском. Вся та доб
