Я была с ним до последнего вздоха. Но его дети выгнали меня, будто чужую.
Когда я познакомилась с Иваном, мне уже было 56 лет. Он был вдовцом, а я разведённой женщиной с разбитым сердцем и потухшими мечтами. Жизнь уже изрядно потрепала нас обоих, и мы просто искали тепла. Того тихого, надёжного, без клятв и притворства.
Мы прожили вместе одиннадцать лет. Одиннадцать спокойных лет, наполненных простыми радостями: поздними завтраками, утренними вылазками на рынок, чаем у печки. Мы не ссорились, не выясняли отношений просто были вместе. Его взрослые дети относились ко мне вежливо, но холодно. Я не лезла в их дела, не требовала внимания они были его семьёй, не моей.
Но всё изменилось, когда врачи поставили Ивану диагноз рак. Болезнь не оставила ему шансов агрессивная форма, безжалостное течение. И я стала его глазами, руками, дыханием. Поднимала, когда он не мог идти, кормила, обрабатывала пролежни, гладила по лбу в минуты боли. Держала его руку, когда он задыхался от страданий. Медсёстры говорили: «Вы удивительная. Даже родные так не выдерживают». Но я не считала это подвигом. Я просто любила его.
В одну из последних ночей он сжал мою руку и прошептал: «Спасибо родная»
А утром его не стало.
Похороны были скромными. Всё организовали его дети. Мне лишь позволили присутствовать. Никто не дал слова, не поблагодарил, не предложил помощи. Я даже не ожидала этого. Хотя дом, где мы жили, был нашим, Иван так и не оставил завещания, чтобы его часть перешла мне. Но он всегда успокаивал: «Я всё устроил, они знают, что ты останешься здесь».
Через неделю после похорон позвонил нотариус. Всё имущество, абсолютно всё, досталось детям. Моего имени не было нигде.
Но мы прожили вместе одиннадцать лет прошептала я в трубку.
Понимаю, сухо ответил он. Но на бумагах вы никто.
А ещё через несколько дней они пришли ко мне. Старшая дочь смотрела на меня ледяным взглядом и сказала:
Папа умер. Ты больше ему не нужна. У тебя неделя, чтобы съехать.
Я онемела. Вся моя жизнь была в этом доме. Книги, которые я читала ему вслух. Цветы, что мы сажали в саду. Его старая кружка, из которой он пил, только если чай наливала я. Моя любимая чашка, которую он склеил, несмотря на трещину. Всё, что составляло мою жизнь, осталось за дверью, которую мне приказали закрыть навсегда.
Я сняла маленькую комнату в коммуналке. Стала убирать квартиры не ради денег, а чтобы не сойти с ума. Просто быть хоть кому-то полезной. Знаете, что страшнее всего? Не одиночество. Страшнее чувство, будто меня стёрли. Как будто меня никогда не было. Будто я лишь тень в чужом доме. Доме, где когда-то была светом.
Но я не тень. Я существовала. Я любила. Я держала его руку в самые тяжёлые минуты. Я была рядом, когда он уходил.
Но мир живёт по бумагам. По фамилиям, по крови, по завещаниям. Однако есть кое-что ещё: тепло. Забота. Верность. То, чего не найти в нотариальных актах. Если бы хоть один из них, глядя на гроб, увидел в моих глазах не «какую-то женщину», а ту, что была рядом с их отцом, возможно, всё сложилось бы иначе.
Пусть каждый, у кого есть семья, кто теряет и остаётся, запомнит: важно не только то, что написано в документах. Важно, кто был у постели в час боли. Кто не отвернулся. Кто остался, когда всё рушилось. Вот она настоящая семья.
Я не держу зла. Мне хватит воспоминаний. Иван сказал: «Спасибо, родная». И в этих словах всё.
