Оля захлопнула чемодан, оттащила его в прихожую и перед тем как одеться, решила проверить — не забыла ли чего.
Обойдя комнаты и окинув взглядом свою, вернее уже не свою, квартиру, она зашла на кухню. Прислонившись к дверному косяку, вдруг ясно вспомнила, как они впервые ужинали за этим столом. Тогда, год назад, Сергей впервые привел её домой познакомить с матерью. Оля шла к нему, а внутри бушевал ураган страха, желания и любви к Серёже, как она его тогда звала. Боялась не понравиться его маме, но ещё сильнее хотелось, чтобы этого не случилось.
И страх оказался напрасным. У Сергея была замечательная мама. Анна Петровна приняла Олю как родную, а после свадьбы всегда поддерживала, даже когда у той ничего не получалось. А поначалу не получалось вообще ничего. Анна Петровна научила её готовить любимые блюда Сергея, потому что Оля умела разве что яичницу поджарить. В детдоме кулинарии не преподавали.
Да-да, Оля была из детдома. Не с рождения — по воле злого рока. Её родители работали хирургами в одной больнице. Однажды им позвонил коллега из районной больницы: срочно нужна операция, пациента нельзя перевозить, а своего хирурга не было. Они поехали вдвоём. Операция прошла удачно, но на обратной дороге их машину протаранил пьяный дальнобойщик. Отец погиб на месте, мама — по дороге в больницу.
Пятилетнюю Олю взяла к себе бабушка. Прожили они вместе пять лет, пока бабуля, подкошенная горем, однажды не уснула навсегда. Других родственников не было — девочку забрали в детдом.
Попался ей детдом не сахарный, но Оля выросла хорошей девочкой, не пошла по кривой дорожке, как многие её сверстницы. После выпуска хотела вернуться в родительскую квартиру, но оказалось, что её давно продали. Попыталась добиться справедливости, но то ли ума не хватило, то ли всё было слишком запутанно — осталась на улице.
И тогда она встретила Сергея. Он помог устроиться на работу, снять комнату у одной старушки, потом начал ухаживать. Через три месяца они поженились. Жили в его трёхкомнатной квартире вместе с матерью, но та полюбила Олю как дочь, и та отвечала ей тем же. Получилась крепкая семья.
А год назад Анна Петровна умерла — обнаружили рак, неоперабельный. Сгорела за несколько месяцев.
И с тех пор Сергея будто подменили. Зачастил с бутылкой, иногда не приходил ночевать. А вчера Оля увидела, как он обнимал какую-то рыжую девицу у подъезда. Решила поговорить вечером, но он не пришёл. И вот утром, после бессонной ночи, Оля собрала вещи. Делить было нечего — детей у них не было. Как выяснилось, Оля не могла родить.
Она бы ещё стояла, вспоминая былое, но из прихожей донёсся матерный вопль. Оля вздрогнула — не успела уйти до его возвращения. Теперь разборок не избежать.
Выйдя в коридор, она увидела едва стоящего на ногах Сергея и ту самую рыжую, которую он вчера обнимал. Та, на удивление, была почти трезва.
Увидев жену, Сергей рявкнул:
— Че уставилась? Ик! Собирай манатки и вали! Теперь со мной Верка жить будет… Ик… Она мне детей родит, не то что ты — пустоцвет.
В груди у Оли что-то сжалось, стало трудно дышать. Она шатнулась, но, собрав волю в кулак, оперлась о стену.
— Не волнуйся, уже ухожу. Вещи собрала.
— Молодец. Пять минут — и чтоб духу твоего тут не было!
Оле хотелось крикнуть: «Что ты с собой делаешь, дурак? Мать бы в гробу перевернулась!» Но она промолчала, взяла чемодан и сумку и вышла. На площадке тихо прикрыла дверь.
И когда та почти захлопнулась, услышала его хриплый голос:
— Пойдём, Верка, детей делать будем.
Оля зажмурилась, сдерживая слёзы. Опустила чемодан, постояла минуту, потом взяла его и пошла к лифту.
Во дворе её уже ждало такси.
— Куда едем? — спросил водитель.
Куда? Она даже не подумала об этом. И вдруг вспомнила ту старушку, у которой когда-то снимала комнату. Может, ещё жива? Ведь прошло всего восемь лет!
Назвала адрес. По дороге слёзы текли сами, и только у дома ей удалось их сдержать. Расплатилась, вышла.
Подходя к подъезду, услышала:
— Оля?
Она обернулась — на лавочке сидела та самая бабушка, Дарья Никитична.
— Оля, ты ли это? — старушка встала, увидев её заплаканное лицо. — Что случилось, дочка?
От доброго голоса Оля разрыдалась.
— Ну что ты, родная… Пойдём, пойдём.
Дарья Никитична втолкнула её в подъезд. В квартире велела умыться, потом поставить чайник.
Через пять минут за столом Оля выложила всё.
— И что теперь будешь делать?
— Разведусь. Пусть живёт как хочет.
— Значит, не любишь?
— Люблю! Но…
— Никаких «но»! Если любишь — борись. Он же не всегда таким был.
Оля замолчала.
— Давай подумаем, — продолжила Дарья Никитична. — С чего всё началось?
— С маминой смерти. После похорон он начал пить. Сначала по стопке, потом больше… Потом связался с алкашами, потом эта… Верка появилась. Вчера я их видела, а сегодня он её привёл домой и меня выгнал.
Дарья Никитична хитро прищурилась.
— Понятно. А теперь слушай: пойдём к одной моей знакомой. Она всё объяснит.
Идти было недалеко. Через двадцать минут они звонили в дверь квартиры в старом доме.
Им открыла женщина лет семидесяти.
— Заходите. Я вас ждала.
Оля удивилась, но вошла.
Комната была обычной, если не считать круглого стола посередине.
— Никитична, садись на диван. А ты, девушка, за стол.
Женщина села напротив.
— Меня зовут Марфа Егоровна. Дай руки.
Оля испуганно протянула ладони. Марфа накрыла их своими, закрыла глаза.
В комнате потемнело. Появились тени. Оле стало страшно, но тело будто одеревенело.
Через пару минут всё исчезло.
— Несчастливая у тебя судьба, — сказала Марфа. — Но будущее может быть счастливым, если сделаешь, как скажу.
— Что
