Седая Девочка
Шурка уже засыпала, когда мама пришла от соседки. Она шептала отцу деревенские новости. Их было немного, но одна зацепила Шурку: к бабке Марфе приехала внучка. Шурка точно помнила, что дочь бабы Марфы жила где-то в городе, но сама девочка её никогда не видела. О внучке Шурка тоже ничего не слышала. Бабка Марфа была молчаливой. Часто Шурка замечала, как старуха сидела на лавке у избы, опустив голову и вытирая лицо концами платка. Видно было, что плакала. О чём — Шурка спрашивала мать, но та отмалчивалась. Завтра надо пойти познакомиться с этой внезапной внучкой.
С этими мыслями девочка и уснула.
Утром Шурка собралась и отправилась к бабке Марфе. Первый визит провалился: внучка спала. Бабка наотрез отказалась будить девочку, и Шурке пришлось прийти позже. Побродив по улице, упрямая девчонка снова направилась к избе. Внучка не спала — она завтракала. Шурка увидела худенькую девочку в ситцевом платьице, явно не новом. На голове у неё был повязан бабушкин платочек в горошек. Девочка взглянула на Шурку и продолжила есть. Она медленно откусывала хлеб крохотными кусочками и запивала его молоком. Больше на столе ничего не было. Шурка и сама редко видела такое.
В их семье ели картошку с квашеной капустой. Капуста была перекисшей, но другой в августе не водилось. Иногда мама солила огурцы — тогда картошка казалась вкуснее, но огурцы шли на продажу, и малосольные были редким угощением. Молока на большую семью не хватало, а хлеб пекли с добавками — то лебеды, то той же картошки.
Шурка села на лавку, дожидаясь, когда гостья доест.
Особого интереса девочка у Шурки не вызвала. Городские гости обычно были нарядными, с бантами в косах или яркими лентами, а эта на них совсем не походила. Приглядевшись, Шурка поняла, что девочка сильно истощена. Кожа почти просвечивала, сквозь неё виднелись синие прожилки вен. Сама не отличавшаяся упитанностью, Шурка всё равно поразилась её худобе.
Наконец, девочка доела хлеб, выпила молоко, собрала крошки со стола и подбросила их в рот. Сделала это точно так, как бабушка: смела в ладонь и отправила в рот. Потом встала. Она была невысокой, сутулилась, одна нога немного подворачивалась. На лице выделялся крупный нос, а глаза смотрели исподлобья, не давая разглядеть цвет.
— Меня зовут Надя, — сказала она, подойдя к Шурке. — А тебя?
— Я Шурка, — отозвалась девочка. — Мне семь, я тут живу и скоро в школу пойду. А тебе сколько? Ты в какой класс? Откуда приехала? Уедешь, когда учёба начнётся?
— Нет, — Надя покачала головой. — Останусь с бабушкой. Пойду в вашу школу. Мне двенадцать.
Шурка умела считать. Значит, Надя на пять лет старше — должна идти в пятый класс. Но это казалось невозможным. Её брат Колька тоже идёт в пятый, но он здоровый, топором владеет, на сенокосе работает, а Надьку с топором и представить нельзя. Она выглядела не старше первоклашки.
— Ты в пятый? — недоверчиво переспросила Шурка. — Тебя там заклюют. Там здоровенные лбы, некоторым по пятнадцать. Тяжело тебе будет.
— Нет, — Надя опустила глаза. — Я пойду в первый. В школу ещё не ходила.
Шурка онемела от удивления.
— Почему? — строго спросила она.
— Долго болела. Потом врачи не разрешали. Вот и пойду только в первый. — Неожиданно Надя заплакала. Шурка посмотрела на неё и ушла.
«Странно, — думала она по дороге. — Чем же она так болела?» Хотя в школе и без того хватало переростков — после войны многие учёбу бросали. Но Надя, похоже, болела не из-за войны.
Определить, когда родилась Надя и была ли война в её жизни, Шурка не могла. С годами она вообще путалась. Например, не понимала, почему её сестра Таня старше, если сама Шурка родилась в 1946, а Таня — в 1936. Разве 46 не больше 36?
Работа в огороде, сбор огурцов, полив — всё это отвлекало, и Шурка редко видела Надю. Лишь изредка замечала, как та с бабкой ходит в лес. Но играть времени не было.
Наступило первое сентября. Шурка в новом ситцевом платье и сандалиях отправилась в школу. Там она и увидела Надю. Та тоже была в новом платье, но на голове, как всегда, платочек — только теперь белый, в розочку.
Среди первоклашек Надя не выделялась. Некоторые девочки были даже крупнее. Но вскоре все заметили странности: Надя почти не выходила в коридор, не играла с другими, боялась мальчишек. А ещё — громких звуков. Если мимо школы проезжал трактор, Надя бледнела, сжималась в комок и пряталась под парту.
Однажды в сентябре грянула гроза. Молнии сверкали, гром гремел. Все притихли. Надя же при первом же раскате потеряла сознание. Едва привели в чувство. Два дня не приходила, потом вернулась. Училась хорошо, даже помогала отстающим.
Прямо перед Новым годом в школу пришёл врач на осмотр. Взвешивали, измеряли рост, проверяли зубы, уши. Когда очередь дошла до Нади, все с любопытством уставились на неё — всем хотелось увидеть, отросли ли волосы.
Врач грубо стянул платок с сопротивляющейся девочки — и класс замер.
У Нади были две аккуратные косички, уложенные «корзиночкой», но волосы были совершенно седыми. Седые пряди рассыпались по плечам, обрамляя бледное лицо. Нос покраснел от слёз.
— Баба Яга, — фыркнул Петька Галкин. — Надька, ты настоящая Баба Яга! Костюм даже не нужен: распусти косы, бабкину одежду натяни — и готово. Даже нога у тебя костяная! — Он расхохотался. Некоторые ребята подхватили.
Врач, поражённый сединой, тупо смотрел на плачущую девочку.
Шурку будто подбросило. Она вскочила, подлетела к Петьке и со всей силы врезала ему по лицу. Раз, другой, третий.
Из носа хлынула кровь. Петька завопил, заНадя тихо взяла Шурку за руку, и они вышли из класса, оставив за спиной гул удивлённых голосов, а впереди — долгую дорогу к дому, где их ждала не только бабка Марфа, но и новая, уже чуть менее одинокая жизнь.
