Она кивнула, сунула драгоценный пакет под выцветшее пальто и растворилась в промозглом московском ливне, а я стоял под ржавым козырьком «Берёзы», чувствуя, как какая-то невидимая нить привязалась к сердцу и тянет меня следом сквозь тёмные переулки за Курским вокзалом к полузаброшенному цеху, где свет фонаря выхватил священнодействие: Зоя, три ребёнка и две старухи в вязаных платках делили курицу и поленту с благоговением, которого я не знал в залах, где обсуждали оттенки осетрины под хреном — и эта сцена перевернула не только её мир, но и мою душу, научив, что настоящее богатство меряется не счетами в банке, а теплом человеческих рук, делящих последнюю краюху хлеба под стук дождя по жестяной крыше.