Мне сорок один, и ещё недавно я был обычным мужиком с налаженной жизнью: работа, квартира в Москве, жена, двое детей. Мы с Светланой прожили вместе больше десяти лет. Сначала — романтика, бессонные ночи, разговоры до утра. Потом, как водится, наступили будни. Дни стали похожи друг на друга, как две капли водки. Вроде и близость была, и общение, но внутри — пустота.
Я начал терять себя. Рядом со Светой я больше не чувствовал себя мужчиной — сильным, нужным. Будто превратился в этажерку, которую передвигают по углам. Это грызло меня изнутри. И однажды я сорвался. На работе, в бухгалтерии, была женщина — Лариса. Долго косилась, подмигивала, смеялась моим шуткам. В итоге пригласил её в ресторан. С этого всё и началось.
Ирония в том, что после измены отношения с женой вдруг ожили. Мы снова стали близки, проводили время вместе. Но поезд уже ушёл. Я влюбился. По-настоящему. Лариса была не просто любовницей — она стала моей опорой, тем, кто слушал и понимал. С ней я снова чувствовал себя живым. Но жить на два дома — ад.
Всю эту идиллию порвал мой шестнадцатилетний сын Кирилл. Парень не дурак, но избалованный. Всё ему подавай: последний айфон, кроссовки за 50 тысяч рублей. Однажды вечером, когда я вернулся от Ларисы, он подкараулил меня с невинным видом:
— Пап, ну ты же не на работе был? Ты с Ларисой, да?
Я попытался выкрутиться, но он достал телефон. Фото. Мы с Ларисой в кафе, в такси. Полный комплект. Я онемел. Он спокойно сказал:
— Мне всё равно, с кем ты там шастаешь. Но маме не признаешься. А если не хочешь, чтобы я ей всё сам выложил — плати. На мои «расходы».
Я сдался. Платил. Шантаж работал. Сначала суммы были небольшие — по 10–20 тысяч в неделю. За молчание. Потом он распоясался. Когда запросил новый MacBook, я взорвался. Сказал, что больше не дам ни копейки. Он пригрозил — тогда мама всё узнает. И тут я понял: хватит. Расскажу сам.
Я подошёл к Свете и выложил всё. И про Ларису, и про шантаж сына. Она молча слушала. Ни слёз, ни криков. Кивнула. Утром я собрал вещи и ушёл к Ларисе. Жена не остановила. А Кирилл остался с носом: папа свалил, денежный поток иссяк, мать в бешенстве, и теперь ему самому расхлёбывать последствия своей наглости.
Святым себя не считаю. Измена — моя вина. Но в этой истории я не один дурак. Моя ошибка — трусость. А сын… Он выбрал подлость. И получил по заслугам. А я? Хоть теперь живу, не притворяясь.
