Он уехал за границу с любовницей, а я верила в нашу семью.
Знаю, он не стоит моих слёз, но сердце — не камень, оно помнит.
Пишу, потому что больше не могу молчать. Где-то внутри горит — то ли от обиды, то ли от злости на себя за то, что до сих пор люблю того, кто разбил мне душу, будто старую кружку. Как отучиться чувствовать? Он стёр меня из своей жизни, словно я случайная помарка в его биографии, а не человек, с которым он делил годы.
Мы с Димой познакомились в школе. В старших классах начали встречаться, а потом вместе поступили в МГУ. Жили в съёмной однушке на окраине Москвы, как настоящая семья. Бывало, денег не хватало даже на пельмени, но нам хватало друг друга. Он обнимал меня перед сном, целовал в макушку и шептал: «Ты моя». Эти слова грели сильнее батареи зимой.
После универа остались в столице. Мечтали о свадьбе, о детях, о своём доме в Подмосковье — с яблоней во дворе, с кошкой, с самоваром на кухне. Дима устроился в крупную фирму, а я долго моталась по собеседованиям, пока не нашла работу с зарплатой в три копейки. Но радовалась — теперь могла купить хоть новую скатерть или пару тарелок. Постепенно наша квартирка становилась уютнее. Я строила дом, пусть и чужой.
Диму часто отправляли в командировки — то в Берлин, то в Прагу. Возвращался замкнутый, уставший, но я думала — просто работа тяжёлая. А потом он вдруг сказал, что его переводят в офис в Хельсинки на полтора года. Я разревелась — полтора года! Но он даже не обнял. Ни «скучай», ни «подожди меня». В тот вечер он впервые не сказал, что любит. Тогда я поняла: что-то не так, но боялась в это поверить.
Уезжал он молча. Без слёз, без «пиши мне». Я еле сдержалась, чтобы не схватить его за рукав и не закричать: «Не уезжай!». А через неделю пришло письмо. Сухое, как осенний лист. Писал, что благодарен за всё, но давно хотел признаться — у него роман с коллегой. И она, кстати, теперь тоже в Хельсинки. Желал счастья и просил забыть его. Всё. Ни «прости», ни «я был неправ».
Я рыдала ночами, не могла есть, не могла спать. Смотрела в потолок и недоумевала: как можно вот так, без слов, бросить человека, который верил тебе? Хуже всего — он даже не посмел сказать это в лицо. Просто испарился, оставив после себя лишь пустоту. Мне больно не только за себя — за все наши годы, за мечты, за «когда-нибудь», которое теперь никогда не наступит.
Я знаю — он не заслужил ни одной моей слезинки. Мужчина, который не может честно посмотреть в глаза и сказать правду, — не мужчина, а трус. Но сердце не слушает доводов разума. Теперь я боюсь доверять, боюсь даже улыбки чужого человека. Стала другой — холодной, как зима. Но верю — придёт время, и эта боль рассосётся. Я научусь жить без него, дышать без его голоса, любить себя. И это — моё спасение.