В дневнике у меня горькие строки — пишу, потому что не могу молчать. В груди колкое чувство, будто стекло проглотила: обида, злость на себя за то, что до сих пор люблю того, кто разбил мою жизнь в щепки. Как отучиться любить предателя? Он просто вычеркнул меня, будто я была случайной помаркой в его биографии, а не главной страницей.
С Вадимом мы познакомились ещё в школе, а в десятом классе начали встречаться. Вместе поехали учиться в Москву, снимали комнату в хрущёвке. Денег порой не хватало даже на лапшу «Доширак», но мы мёрзли под одним одеялом, и этого было достаточно. Он обнимал меня перед сном и шептал: «Ты моя». Эти слова грели сильнее батарей.
После института решили остаться в столице. Мечтали о свадьбе, о детях, грезили домиком в Подмосковье — с берёзками во дворе, с кошкой Муркой, с самоваром на веранде. Вадим устроился в крупную компанию, а я месяцами бегала по собеседованиям, пока не нашла место с мизерной зарплатой. Но радовалась — наконец-то могла вносить свою копейку. Квартира постепенно обрастала уютом: вязанные бабушкой салфетки, фотографии в рамках, чайник с цветочным узором. Я создавала дом, хоть и чужой.
Вадима всё чаще отправляли в командировки — то в Берлин, то в Прагу. Возвращался замкнутый, молчаливый, но я списывала это на усталость. А потом он вдруг объявил, что его переводят в офис в Хельсинки на полтора года. Я разрыдалась, но он даже не обнял. В тот вечер впервые не сказал, что любит. Тогда во мне ёкнуло — но я прогнала дурные мысли.
Провожала его на вокзале. Ни поцелуя, ни «скоро увидимся». Только мне известно, как я стискивала зубы, чтобы не закричать: «Не уезжай!». Через неделю пришло письмо. Сухое, будто справка. Писал, что давно хотел признаться: у него роман с коллегой. И она, между прочим, тоже теперь в Финляндии. Желал счастья, просил не держать зла. Всё. Без «прости», без «жалею». Без права на последнее слово.
Я не могла есть, спала урывками, смотрела в стену и не понимала: как так — вчера ещё «навсегда», а сегодня уже «прощай»? Больнее всего, что он не нашёл смелости сказать это в глаза. Просто слинял, оставив после себя тишину и груду ненужных вопросов. Мне жаль не только себя — жаль наши годы, наши «когда-нибудь», которые теперь рассыпались в прах.
Знаю, он не стоит моих слёз. Мужчина, который не может честно посмотреть в глаза и сказать правду, — не мужчина, а перекати-поле. Но сердце глухо к доводам разума. Теперь я боюсь чужих улыбок, взглядов, слов. Стала чугунной — непробиваемой и холодной. Но верю: пройдёт время, и рана затянется. Научусь жить без него. Научусь дышать полной грудью. Научусь любить себя. А пока — просто выживаю.
