Меня зовут Артём. Мне тридцать пять. Родился и вырос в Нижнем Новгороде. Мать воспитывала меня одна, отец исчез ещё до моего рождения. Всё детство прошло в постоянном напряжении, тревоге и бесконечных попытках заслужить её одобрение.
Моя мать была женщиной с холодной красотой, изящной, требовательной, вечной участницей диет, марафонов похудения и салонных процедур. Она вечно была недовольна собой, а значит — и мной.
Я никогда не был для неё достаточно хорош. Ни в учёбе, ни в спорте, ни даже во внешности. Мать заставляла меня есть по расписанию, следила за весом с детского сада, запрещала сладкое, мучное, гнала на тренировки, хотя мне больше нравилось рисовать или читать. Она твердила: «Будешь толстым — никто тебя не полюбит».
Я вырос с этой мыслью. В юности был замкнут, угрюм, одинок. Мечтал нравиться девушкам, но был уверен, что никому не нужен. И тогда решил: если уж не могу быть любимым — буду хотя бы идеальным. Начал изматывать себя в зале, голодал, бегал до изнеможения, сидел на белковых диетах. Лепил из себя статую, будто это доспехи.
Со временем женщины стали обращать на меня внимание, но внутри всё так же сидел запуганный мальчишка, боящийся, что его бросят. Все мои отношения были короткими, нервными, пустыми. Пока не случилась авария. На трассе лопнуло колесо, машину перевернуло. Очнулся в больнице со сломанной ногой, вывихнутым плечом и раздавленным чувством контроля.
В реабилитационном центре со мной работала Анна Владимировна — женщина лет тридцати, уверенная, строгая, но… тёплая. Она не смотрела на меня как на пациента. Видела, что внутри я разбит.
Сначала держался. Но её вопросы были такими простыми, а голос таким спокойным, что я начал говорить. О детстве, о матери, о вечной гонке за одобрением, о женщинах, которых терял. Она не перебивала. Слушала. Лишь иногда говорила: «Ты заслуживаешь любви. Просто потому, что ты есть».
Эти слова будто рушили стену во мне. Мы виделись каждый день. И я начал ждать этих встреч. Не как больной — а как человек, которому впервые стало тепло.
Я влюбился. Тихо. Без признаний. Просто радовался, когда она заходила в палату. Иногда говорили о книгах, о кино. Иногда — о жизни. Когда она уехала на конференцию на две недели, внутри образовалась пустота.
Мы переписывались. Она отвечала тепло, но сдержанно. Я не знал, есть ли у неё кто-то. Но понимал: это всё, что у меня есть. После её возвращения я решился — пригласил её на кофе. Она взглянула на меня с грустью и сказала:
— Артём, ты мне дорог. Но я не могу быть с пациентом. Это против моих принципов.
Я всё понял. Поблагодарил. Ушёл. Да, я плакал. Впервые за много лет. Не потому, что она отказала. А потому, что чувствовал. Я был живой.
Теперь я снова хожу. Без костылей. Хожу в зал — не ради идеального тела, а ради силы. И если вдруг снова встречу Анну — приглашу её на кофе. Но уже не как пациент. А как человек, который больше не голодает. Ни телом, ни душой.
