Мама — единственный близкий человек, который у меня остался. Мы пробивались, как могли. Она торговала на рынке картошкой, а по ночам мыла полы в «Пятёрочке». Я видел, как у неё дрожали пальцы от усталости, как болела поясница, как глаза краснели от недосыпа. Но она ни слова жалобы — всё ради меня. И я обещал себе: стану тем, ради кого не стыдно было терпеть.
Когда я поступил в МГУ, мама светилась от гордости. Именно там я познакомился с Лизой. Первая красавица курса — длинные волосы, французские духи, толпа ухажёров. Даже выиграла конкурс «Мисс Мехмат». На четвёртом курсе она подсела ко мне на экзамене и шепнула: «В билете сплошная жесть… Выручишь?»
С этого всё и началось. Я спасал её на зачётах, курсовых, дипломе. Потом она позвала в кино. Вечер, нежные объятия, а утром я проснулся у неё в обнимку с котом Барсиком и понял — пропал. Перед выпуском я提出的 ей руку и сердце. Гордился, что такая девушка — моя. Самолюбие взлетело выше Останкинской башни.
Но вопрос — где жить? Её родители морщились: «Без перспектив, без денег. Нищеброд». А мама… Моя мама не сомневалась.
— Сынок, забирай мою двушку в Люберцах. Я к бабушке в деревню перееду. Там огород, тишина, банька… Мне и правда будет лучше.
Но в её голосе дрожала грусть. Я это слышал. Но она не упрекнула ни словом. Просто отдала всё.
После свадьбы мы заселились в мамину квартиру. Родители Лизы подарили ей новенькую «Ладу Весту». Мне садиться за руль запрещалось.
— Это моя тачка! Ты её обязательно въедешь в столб. Езжай на маршрутке. И не трать мой бензин! — орала жена.
Каждые выходные я мчался к маме в деревню. Она скучала, здоровье сдавало, но Лиза упиралась.
— Опять к мамочке? Там же скукота! Эти автобусы, эти куры… У меня ногти, у Катьки корпоратив, у папы деловые! Да и вообще, я не обязана трястись по ухабам к твоей старушке! — фыркала она.
Я ехал один. Вёз маме гречку, таблетки. Уезжал с камнем на душе. Она молчала, но я видел — ей плохо. А дома меня ждала Лиза — с кислой миной, с упрёками, что я опять провёл день «не с той женщиной».
Когда мама слегла, и я заикнулся, что хочу на неделю остаться с ней, Лиза устроила истерику. Швыряла посуду, орала, что я «маменькин подхалим», что женат, а не на привязи у родительницы.
— Она тобой манипулирует! Ты слепой или дебил?! — визжала она.
Тут меня осенило: хватит. Мама отдала последнее. Лиза получила всё, но ей было мало. Она хотела, чтобы я вычеркнул мать из жизни. А я не мог.
Я думал, любовь — это когда вместе и в радости, и в горе. Но Лиза любила только себя. Жаль, понял поздно.
Я подал на развод. Сказал, что квартира останется ей — раз уж мама подарила её ради нас. Не смог смотреть ей в глаза, когда складывал вещи. А мама… мама плакала, когда я вернулся. Не от радости, а от боли, что сын снова один. Но мы обнялись. И это объятие стоило больше всех благ на свете.
Теперь я твёрдо знаю: нельзя предавать тех, кто отдал за тебя всё. И нельзя жить с тем, кто требует забыть родную душу ради своего удобства.