Тишина, которая оживает
Анна застыла у окна, разглядывая мокрые улицы Перми. «Нам нужно пожить отдельно», — слова её мужа Дмитрия звенели в голове, как далёкий колокольный звон. На подоконнике остывала кружка с чаем из смородинового листа — уже пятая за вечер. Старая привычка заваривать чай, когда на душе скребут кошки.
«Нам нужно пожить отдельно», — бросил он буднично, словно сообщал о пробке на Комсомольском проспекте или росте цен на гречку. Так же обыденно, как говорил: «Суп пересолен» или «Когда ты наконец выкинешь эти старые журналы?»
В зале гудел старый холодильник «Бирюса», купленный в первый год их брака. Тогда они спорили в магазине — она хотела компактный, он настаивал на «солидном». Теперь он просто шумел, монотонно и уныло, как их совместная жизнь. Анна поправила воротник своей синей кофты — такой же выцветшей, как половина её гардероба.
Двенадцать лет. Утренний кофе для него — ровно в семь, без сахара, с кусочком шоколада. Рубашки — отглаженные стрелочками. Галстуки — разложенные по дням недели. Пельмени — каждую субботу, потому что «так заведено».
Она вспомнила их первую встречу на дне рождения у друзей. Он подошёл, улыбнулся: «Девушка в сиреневом, потанцуем?» Тогда она ещё носила яркие цвета и смеялась громко, не боясь выглядеть глупо.
— Анна, ты меня слышишь? — голос Дмитрия выдернул её из воспоминаний. — Я говорю, мне нужно пространство. Время подумать.
Она кивнула, разглядывая потёртый угол ковра. Три года собирались его поменять, но Дмитрий всегда находил причины: то премию задержали, то отпуск на носу, то «давай после Нового года».
— Я сниму квартиру в центре, — продолжал он, постукивая пальцами по столу. — Буду забирать вещи. И… может, это нам поможет?
«Нам». Она уловила это слово. Всегда «нам», «мы», но почему-то решал он.
— Хорошо, — её голос прозвучал неожиданно твёрдо.
— Хорошо? — Дмитрий нахмурился. Он явно ждал слёз, скандала, чего угодно, только не этого. — Просто… хорошо?
— Да, — она сделала глоток остывшего чая. — Когда переезжаешь?
Он замялся, глядя на неё с непривычным удивлением:
— В воскресенье. Риелтор уже подобрал варианты.
«Значит, давно готовился», — подумала она, но промолчала.
Вечером, собирая его вещи, она находила осколки их прошлого. Вот шарф, подаренный на седьмую годовщину. Рядом — запонки от свёкра, папка с документами, старый блокнот. В нём — список её «недостатков», написанный его ровным почерком: «слишком эмоциональна, не умеет экономить, плохо готовит борщ…»
Список попался ей случайно четыре месяца назад. Тогда она проплакала всю ночь. А утром встала и пожарила его любимые сырники — «с хрустящей корочкой».
Теперь, складывая его рубашки в коробки, она чувствовала странное облегчение. Будто с каждым движением воздух в квартире становился легче, а камень на сердце таял.
— Я заеду в пятницу за костюмами, — сказал Дмитрий, стоя в дверях с чемоданом. — И не забывай поливать фикус. Мама его обожает.
Она кивнула. Фикус — подарок свекрови. Анна его терпеть не могла: капризный, с вечно желтеющими листьями. Но она поливала, опрыскивала, переставляла — всё по инструкции. В этот момент, глядя, как Дмитрий проверяет карманы — паспорт, ключи, телефон, — она думала только о фикусе.
— И… не грусти, — добавил он с привычной снисходительной улыбкой. — Займись чем-нибудь. Может, на йогу запишешься? Или на курсы кройки.
Дверь закрылась. В прихожей остался запах его одеколона — резкий, с нотками дуба. Тот самый, что она дарила ему каждый год, потому что «зачем экспериментировать, если привычно».
Анна медленно выдохнула, прислонившись к стене. Внутри было пусто. Не больно, не страшно — просто пусто. И тихо. Невероятно тихо.
Она включила свет в спальне и остановилась у книжной полки. На кухне тикали часы, но их звук теперь казался другим — не давящим, а просто отсчитывающим время. Её время.
Первую неделю Анна просто спала. Приходила с работы, падала на диван и засыпала до утра. Будто тело наконец получило разрешение остановиться, сбросить груз чужих ожиданий.
В субботу позвонила подруга Ольга:
— Ань, ты где пропадаешь? Может, в кафешку?
— Не могу, — начала она и запнулась. Почему не может? Никто не ждёт дома с вопросами «где шлялась?» или «опять кофе пила, теперь не спишь».
Через час она сидела в уютной кофейне, грея руки о чашку капучино. Ольга рассказывала о новом проекте, а перед Анной стоял десерт — воздушный, с клубникой, абсолютно бесполезный с точки зрения «правильного питания».
— Ты какая-то… уставшая, — заметила Ольга. — Но… спокойная?
Анна пожала плечами:
— Дмитрий уехал. Сказал, что хочет пожить отдельно.
— И как ты?
— Странно. Будто в невесомости. Знаешь, как в самолёте при взлёте — страшновато, но интересно.
Дома она впервые ощутила тишину — не давящую, а уютную. Никто не ворчал из-за её покупок, не вздыхал над открытым ноутбуком, не требовал «расскажи, как день», чтобы тут же перебить своими делами.
В воскресенье она проснулась в десять. Не в семь, чтобы варить «правильную кашу». Просто в десять — потому что захотелось. Заварила растворимый кофе, который Дмитрий называл «отравой», и вышла на балкон.
Весна ворвалась в Пермь. Двор пестрел яркими куртками, детскими велосипедами, смехом. Где-то играла гармонь.
Позвонили из УК:
— Анна Сергеевна? Вы заявку оставляли. У вас проводка искрит? Электрик может подойти.
Раньше она бы сказала: «Я мужа позову». Теперь ответила:
— Пусть заходит.
Пожилой мастер в потрёпанной спецовке быстро разобрался:
— Проводка старая. Надо менять.
— Как… менять?
Он удивлённо взглянул:
— Да легко. СейчасОна улыбнулась, глядя, как мастер ковыряется в щитке, и вдруг поняла, что эта маленькая победа — первый шаг в её новой жизни.
