Вчера мой муж Сергей впервые в жизни схлестнулся со своей младшей сестрой Людмилой так, что, кажется, стены дрогнули. До этого он был для неё как каменная стена — выручал, покрывал, тянул из передряг, словно отцовский тулуп в метель. Сам не доедал, но ей последнюю копейку выносил. А тут — как обухом по голове. Я и представить не могла, что родная дочь способна вот так, с холодным расчётом, кинуть собственную мать.
Люда всегда шла по жизни с девизом «мне все должны». То кредиты нечем платить, то соседи «душат», то мужья (а их было уже трое) «не понимают её тонкую натуру». И всякий раз Сергей с моей скрипящей душой вытаскивал её — то деньгами (которые, как известно, уходят в её карманах, будто в чёрную дыру), то устройством на работу (с которой её выгоняли через месяц).
Их мать — Галина Петровна — одна подняла их после того, как отец, выпивоха и бабник, сбежал к продавщице из соседнего гастронома. Не то что алиментов — открытки на день рождения не присылал. Галина Петровна горбатилась на двух работах, но младшую баловала — последние сапоги с себя снимала, лишь бы Людочке было хорошо. А Сергей с малых лет был «маленьким мужиком» — дрова колол, за продуктами бегал, в школе за сестру отдувался.
Но выросла Люда… Даже сказать страшно. В шестнадцать — первая гулянка с чужими паспортами, в восемнадцать — бросает институт, потому что «не её». Сергей вбухал кучу денег в её курсы маникюра, но клиентки разорвали её в клочья на отзовиках: то ногти кривые, то опаздывает на пять часов, то вовсе не приходит.
А теперь — кульминация. Людина «гениальная» идея: продать мамину трёшку в Люберцах, отправить Галину Петровну в казённый дом престарелых под Воронежем, а на вырученные полтора миллиона рублей купить себе студию и «салон красоты премиум-класса».
Узнала я это не от неё, а от самой свекрови. Пришла я к ней в гости, а она мне чай наливает, руки дрожат, и вдруг — шёпотом, будто стыдно: «Людка… хочет, чтобы я съехала. Насовсем. Квартиру продать, а меня — в эту… казарму для стариков. Говорит, там „врачи и уход“…» И слёзы. У семидесятилетней женщины — слёзы.
Я велела ей не молчать, в тот же вечер выложила всё Сергею. Он не кричал — замер, будто громом прибитый. Потом резко вышел, хлопнув дверью. Вернулся через два часа, лицо — как после боя:
— Вышвырнул. Сказал, что если она хоть раз подойдёт к маме ближе чем на километр — сожгу все её бумаги с наследством. Орала, что это ты мне «нашептала», что мы с тобой «квартиру решили развести». Пообещала «разнести нас в социальных сетях».
Но я не жалуется. Правильно сделал. Потому что будь моя воля — я бы ей не то что наследство, я бы даже не разрешила на порог дома матери ступать.
Теперь Галина Петровна тоскует — всё-таки дочь. А Сергей твёрд: «Никаких контактов. Она для нас больше не существует».
И вот о чём я думаю… А если бы мы поступили иначе? Забрали бы Галину Петровну к себе, а квартиру оставили Людке? Поверьте — через полгода там были бы новые обои, новая дверь и новый «гражданский муж», а свекровь мыкалась бы в углу на раскладушке.
Так что да… Иногда родство — не повод для милосердия. Иногда это просто ниточка, которую надо перерезать. Жёстко. Раз и навсегда.
