Пришлось выставить родную мать за порог. Терпеть её поведение больше не было сил.

В детстве мама казалась мне целым миром. В нашем тихом городке под Тверью она заплетала мне косички перед школой, читала сказки на ночь, и я думала — так будет всегда. Эта нежность, эта близость, это ощущение, что мы — одно целое.

Но чем старше я становилась, тем больше её забота превращалась в тюрьму. Она контролировала каждую мелочь: что я ем, с кем общаюсь, какую одежду ношу. Малейшее несогласие — и тут же слёзы, крики, упрёки.

— Я всю жизнь на тебя потратила! А ты… — бросала она, если я осмеливалась ей перечить.

Шли годы, а ситуация только ухудшалась. Я повзрослела, вышла замуж за Дениса, родила дочку Машеньку. Но мать отказывалась видеть во мне самостоятельную женщину. Врывалась без предупреждения, командовала на кухне, указывала мужу, будто он её работник.

— Он и ребёнка-то правильно держать не умеет! — возмущалась она. — А ты вообще не умеешь готовить, чем мужа кормишь? Позорище!

Я пыталась мягко объяснить, что у нас теперь своя семья и свои правила, но её это не волновало.

— Это мой дом! — твердила она.

И в каком-то смысле так и было. Мы жили в бабушкиной квартире, и это давало ей ощущение власти надо мной, над всеми нами.

Но всему есть предел. Мой наступил в тот день, когда я вернулась с работы счастливой — получила повышение. Хотела отпраздновать с Денисом, открыть шампанское. Но дома меня ждал кошмар. В зале сидела мама, а моя Машка рыдала, уткнувшись в ладошки.

— Что случилось? — кинулась я к дочери, сердце сжалось.

— Бабушка сказала… что ты плохая мама… что мне лучше жить с ней… — всхлипывала она.

Во мне словно что-то сломалось. Гнев, боль, обида — всё слилось в один огненный ком.

— Ты перешла все границы, мама! — голос дрожал, едва сдерживая крик.

Она лишь пожала плечами, будто ничего особенного:

— Я просто сказала правду. Ты вечно на работе, ребёнок брошен. Разве это материнство?

— А ты была хорошей матерью? — переспросила я, задыхаясь. — Когда била меня ремнём за каждый промах? Когда душила своими правилами, не оставив мне права на собственный выбор?

Впервые я увидела в её глазах замешательство. Она открыла рот, но слова застряли.

— Неблагодарная! — выдохнула она, но уже без прежней уверенности.

Я сделала глубокий вдох и выдавила то, что копилось годами:

— Ты больше не входишь в этот дом. Уходи.

Мама хлопнула дверью так, что стёкла задрожали, и исчезла. С тех пор она не возвращалась.

Первые дни были мучительны. Чувство вины душило, внутри — пустота. Я спрашивала себя: как я могла выгнать родную мать? Но потом пришло облегчение — словно камень с плеч. В доме воцарился покой, без её вечного недовольства. Мы с Денисом наконец почувствовали себя хозяевами своей жизни.

А мама… Сняла комнату где-то в городе. Иногда звонит, шлёт короткие сообщения. Но я больше не та маленькая девочка, которую можно держать на крючке долга или манипуляциями. Теперь я решаю, кто достоин быть в моём мире, а кто — нет. И этот выбор — мой первый шаг к настоящей свободе.