Вот как история звучит по-нашему, с русским колоритом:
Тяжёлый взгляд старшей дочери — Надежды — словно ножом прорезал воздух. Злая, недовольная жизнью и мужем, к сорока годам она стала грозой для всех вокруг. Когда её брат — Сергей — привёл в дом жену, первой разнесла её в пух и прах:
— Чужая.
— Просто так, будто плюнула.
Младшая сестра, круглолицая весёлушка Люба, фыркала в кулачок. Мать — Марфа Семёновна — молчала, но по сжатым губам было ясно: невестка ей не по сердцу. А как иначе? Единственный сын, кормилец семьи, вернулся из армии не с деньгами, не с удачей, а с женой. Женой без роду, без племени, без гроша за душой. Говорили, из детдома, а может, по чужим углам болталась. Сергей отшучивался:
— Всё наживём, мам, не кипятись.
Но кто тут рассмеётся? Вдруг воровка? Или того хуже — аферистка? Нынче таких — хоть пруд пруди.
С той самой поры Марфа спала плохо. Лежала ночами, прислушивалась — не шуршит ли «чужая» в шкафах. А дочки подливали масла в огонь:
— Спрячь, мам, шубу да кольца. А то проснёмся — и хата. пуста.
Сергея доставали:
— Кого ты к нам привёл? Ни кола ни двора!
Но жить-то надо. Дом у Марфы — крепкий, хозяйство большое: огород — полгектара, свиньи, куры — не счесть. Работы — на пятерых.
А Груня — так звали невестку — не ленилась. И в поле, и у скотины, и в доме — всё делала молча, сноровисто, с поклоном хозяйке.
Но Марфе всё было не так. В первый же день холодно бросила:
— Зови меня по имени-отчеству. Дочек у меня хватает. Ты мне не родня.
С тех пор Груня так и называла. А Марфа в ответ — ни ласки, ни доброго слова. Просто:
— Сделай.
Золовки норовили уколоть. Слово не так — и сразу шёпот за спиной:
— Опять к шкафам подбирается!
Марфа их одёргивала — не из жалости, а чтобы порядок был. Девка-то работящая. Всё на себе тащила. И как ни крепилась Марфа — сердце начало оттаивать.
Но тут Сергей запил.
Не вынес упрёков: «Да кто это у тебя за жена?» А Надежда ещё и подружку ему подсунула. И пошло. Стал пропадать.
Сестры торжествовали:
— Вот-вот, Чужая сама сбежит.
Груня будто ссохлась, но держалась.
А потом — гром среди ясного неба: она беременна. А Сергей требует развод.
— Не бывать! — рявкнула Марфа. — Сам женился — сам и живи! Хочешь уйти — вали. А Груня останется.
Впервые за годы назвала её по имени. Сестры онемели.
Сергей взбеленился:
— Я тут хозяин!
А мать в ответ:
— Хозяин? Ты пока только в штанах. Станешь им, когда детей вырастишь.
Сергей хлопнул дверью. А Груня осталась. И родила девочку — Марусю.
Когда Марфа имя услышала — не сказала ни слова, только губы дрогнули.
Сергей не вернулся. А внучку Марфа полюбила. Пряники дарила, конфеты. А Груне — ни упрёка. Но и ласки — тоже.
Прошло десять лет. Дочери разъехались, дом опустел. Остались: Марфа, Груня и Маруся.
Сергей укатил в Сибирь, а за Груней стал ухаживать военный — солидный, вдовец, с квартирой. Она отказала — неудобно перед свекровью.
А он не дурак — сам пришёл.
— Люблю Груню. Жить без неё не могу.
Марфа выслушала:
— Любишь — живите тут. Но Марусю по чужим углам не таскайте.
Соседи ахнули:
— Совсем крыша поехала! Сына выгнала, а чужую с мужиком пустила!
А Марфа молчала.
Груня родила вторую — Дарью. И Марфа души в них не чаяла. Хотя… Даша ей кто? Чужая. А сердце — не камень.
Но беда пришла нежданно. Груня слегла. Муж загрустил, запил. А Марфа — сняла деньги, повезла её по больницам. Не помогло.
Утром Груне полегчало, попросила куриного бульона. Марфа зарубила курицу, сварила.
А Груня есть не смогла. Заплакала. И Марфа — впервые — тоже.
— Чего уходишь, когда я тебя только полюбила?..
Вытерла слёзы:
— За детишек не бойся. Не дам в обиду.
Груня умерла. Марфа осталась с внучками.
Прошло ещё десять лет. Марусю замуж выдавали. Пришли Надежда с Любой. Постарели, без детей.
Сергей тоже объявился. Жена бросила, сам — с бодуна.
Увидел дочь — красавицу.
— Не думал, что у меня такая…
А как услышал, что она другого отцом зовёт, взбесился:
— Это ты виновата, мать! Чужого мужика в дом впустила!
А Марфа спокойно:
— Нет, сынок. Ты не отец. Как был штанами, так и остался.
Сергей ушёл. Навсегда.
А Маруся родила сына. Назвала в честь отчима — Ильёй.
Марфу похоронили рядом с Груней. Весной между могилами проросла рябая берёзка. Никто не сажал. Сама… прибилась. Как и Груня когда-то. То ли прощание. То ли прощение.
