— Боже… — прошептала Алина, едва шевеля пересохшими губами.
Попробовала перевернуться — не вышло. Тело не слушалось, будто по нему проехал КамАЗ туда и обратно. Правая рука висела тряпкой, отзываясь резкой, рвущей болью. Сознание, затянутое дымом и страхом, цеплялось за обрывки: пламя, удары, небо, чёрное, как смоль… и его голос. Где он, Денис?..
Крик застрял где-то внутри. Всё тело горело, будто кто-то поджёг её изнутри. А потом — запах. Горелой резины, металла, плоти. Алина попыталась отползти от жара, от огня, лижущего ноги. Это был не сон — это был кромешный ад.
Темнота.
А потом — сон. Тот, что казался потерянным. Они за столом. Бокалы, шампанское, Денис смеётся, открывая бутылку.
— Ну, Алка, ты даёшь! — хохочёт он. — Единственная девчонка в лётном училище! Как ты их уговорила — загадка!
— А я не только глазами стрелять умею, — подмигивает она.
— Да тебя бы в цирк, а не в небо, — качает головой Денис. — Но ты небо любишь. Как и я. Летать — это вам не в «Тетрис» играть. Спасибо, что я тебя на тренажёрах гонял — справилась.
— Ну хватит, командир. Давай выпьем, пока пузыри не сдулись, — улыбается Алина, отхлёбывая вино.
Денис рассказывает о детстве. О первом полёте. О том, как представлял облака — то овечками, то драконами, собирающими сахарную вату. Алина тогда подумала: «Вот чудик…».
Но она тоже мечтала. Вместе с ним. Вместе поступили. Вместе летали. И вот теперь — вместе на войне.
Очнулась — под боком хрустнуло. Ми-8. Обугленный, разорванный. Их вертолёт — теперь просто груда металла. А рядом… Денис. Стиснувший штурвол так, будто даже смерть не смогла заставить его отпустить. Он держался до конца.
Алина пошатнулась, кровь гудела в висках. Не могла подойти. Только смотрела, как по его телу ползут муравьи, как кровь на форме собирает мух.
Подойти ближе — значит признать. Но как, если его голос всё ещё в голове? Если на губах — тот последний поцелуй перед вылетом?..
Война ворвалась внезапно. Они готовились к тренировочному полёту. На аэродроме их звали «Близняшками» — пять лет вместе, один экипаж. Одно небо.
— Готова, штурман? — подмигнул Денис, застёгивая куртку. — Памперсы не забыла?
— Тебе бы свою задницу прикрыть, — фыркнула Алина.
— Помнишь, как всё началось? Ты, яблоки, забор у деда Федора…
— А ты — лох, который подсадил меня через этот забор, — рассмеялась она.
Это был их последний разговор.
А сейчас — тишина. Алина перетянула руку ремнём — боль ударила, как ток. Собрала что могла, сняла с шеи Дениса жетон. Он погиб. А она жива. И должна идти. Ради него. Ради того, что начало расти в ней…
Шорох.
Голоса.
Они близко.
Алина замерла в траве. Боль — ерунда. Главное — не выдать себя. Не дышать. Ползла, царапая живот, стиснув зубы. Ползла, пока не отключилась.
Очнулась ночью. Звёзды. Пустота.
Утро. Поле маков. Жажда сводила с ума. Фляга пуста. Рука сломана. Но сердце стучит.
— Господи, если ты есть… — прошептала она, — не дай мне умереть. Ради него. Ради нас.
Проснулась уже в госпитале. Белый потолок. Капельница. Жетон Дениса — в кулаке.
— Мой сын полюбит небо, — сказала она, касаясь живота.
— С чего решила, что мальчик? — спросила мать.
— Знаю. Там, в огне, я молилась. Чтобы выжила. Чтобы он жил. Бог услышал. Это мой второй шанс. Ради него.
Война забрала всё, но не сломала. Жизнь продолжалась. И там, где погибла одна мечта, рождалась другая. Крепкая, как его руки. Чистая, как его смех. Яркая, как небо, за которое он отдал всё.
