На семейном ужине я молча написала на салфетке одно слово и протянула сыну. Он побледнел и тут же увел жену из-за стола. Горячее еще не подали, а воздух в комнате уже можно было резать ножом.
Зинаида Аркадьевна Воропаева, хозяйка дома, с каменным лицом сложила льняную салфетку. Ее движения были точными и отточенными, как у хирурга перед операцией.
Она достала ручку из сумочки. Один короткий, размашистый росчерк на белоснежной ткани.
Не поднимая глаз, она подвинула салфетку через стол своему сыну, Сергею.
Алевтина, его жена, весело рассказывала свекру, Петру Игнатьевичу, о работе. Она не видела этого безмолвного обмена.
Сергей мельком глянул на салфетку. Улыбка медленно сползла с его лица, уступая место мертвенной бледности.
Он так сжал ткань в кулаке, что хрустнули суставы.
Леля, мы уходим.
Голос прозвучал глухо, будто из-под воды.
Алевтина обернулась, ее смех замер на губах.
Что случилось, Сергей?
Вставай. Мы. Уходим.
Он не смотрел на нее. Его взгляд был прикован к матери. Зинаида Аркадьевна спокойно поправляла прибор, будто ничего не произошло.
Петр Игнатьевич откашлялся, пытаясь разрядить обстановку.
Ну что за спешка? Давайте хоть поедим Зина, что тут у вас?
Ничего, милый. Просто семейный ужин, голос Зинаиды звучал ровно и сладко, как патока, скрывающая яд.
Алевтина растерянно переводила взгляд с мужа на свекровь.
Я не понимаю Что происходит?
Сергей резко отодвинул стул.
Ты все поймешь. Потом.
Он схватил жену за руку не грубо, но властно и потянул за собой из столовой.
Когда они вышли, Петр Игнатьевич обернулся к жене. В его глазах плескались удивление и старая усталость.
Зинаида. Что это было? Что ты ему написала?
Зинаида Аркадьевна разгладила несуществующую складку на скатерти. Она подняла глаза на мужа, и в их глубине он увидел холодное, торжествующее пламя.
Правду, Петя. Всего одно слово. Правду.
Петр Игнатьевич тяжело вздохнул этот вздох был ему хорошо знаком. Так жена дышала перед бурей.
Какую еще правду, Зина? Ты опять за свое?
Она не ответила. Вместо этого молча поднялась, подошла к массивному дубовому бюро, всегда запертому, и достала тонкую папку.
Она вернулась и положила ее на стол, прямо на тарелку мужа. Движение было исполнено почти ритуальной торжественности.
Открой. Убедись в «благочестии» своей невестки.
Внутри лежали фотографии. Глянцевые, профессиональные. На них Алевтина сидела в кафе с каким-то мужчиной.
Они смеялись. Он бережно касался ее руки. На одном из снимков поправлял выбившуюся прядь волос. Снято было так, что жест выглядел почти интимным.
Это что? голос Петра Игнатьевича охрип.
Это? Это доказательства. Я наняла человека, Петя. Я должна была знать, с кем живет наш сын.
Она говорила это так, будто совершила материнский подвиг.
Наняла?.. Ты в своем уме, Зинаида? Следить за женой собственного сына?
Я мать. Я вижу то, чего вы не замечаете, ослепленные ее фальшивой улыбкой.
Под фотографиями лежали распечатки. Переписка из соцсетей, вырванная из контекста. Фразы «жду нашей встречи», «с тобой так легко», «муж ничего не заподозрит ;)» смайлик в конце выглядел особенно ядовитым.
Петр Игнатьевич смотрел на бумаги, и в его душе боролись два чувства. Он знал свою жену ее умение плести интриги, ее патологическую ревность к сыну.
Но доказательства выглядели убедительно. Слишком убедительно.
А Сергей он это видел?
Ему хватило одного моего слова, с гордостью ответила Зинаида. Он мой сын. Он мне верит.
В машине стояла густая, тяжкая тишина. Сергей вцепился в руль и мчал ночным городом, а уличные фонари полосами резали лицо Алевтины, сидевшей рядом.
Сережа, поговори со мной. Что мама тебе сказала? Что она написала?
Он молчал.
Да останови ты машину! Ты меня пугаешь!
Сергей резко затормозил у обочины. Он повернулся к ней, и она впервые увидела его лицо в свете приборной панели. Искаженное, чужое.
Что я должен был заподозрить, Леля?
Что?.. О чем ты?
Этот смайлик в конце. Он был для меня? Чтобы я ничего не заподозрил? Мать же говорила, что ты слишком много времени проводишь с тем Вячеславом
Алевтина застыла. Она вспомнила ту глупую переписку с коллегой. Они готовили сюрприз на юбилей начальницы, и фраза была вырвана из шутливого обсуждения, как спрятать подарок в офисе.
Сергей, это не то, что ты думаешь! Это же просто
А что я должен думать?! он ударил ладонью по рулю. Моя мать открывает мне глаза, а я, как последний дурак, ничего не вижу!
Они приехали домой. Квартира, которая утром казалась уютной, теперь встретила их враждебной пустотой.
Алевтина пыталась подойти, обнять его, но он отшатнулся, будто от огня.
Не трогай меня.
Он бросил на журнальный столик скомканную салфетку. Она медленно развернулась.
Одно слово, выведенное изящным материнским почерком.
Измена.
Алевтина смотрела на это слово, и мир вокруг начал крошиться. Это было не просто обвинение. Это был приговор без суда.
Это ложь, прошептала она. Ужасная, безумная ложь.
Сергей горько усмехнулся.
Ложь? А фотографии в кафе тоже ложь? А то, как он тебя касается?
Значит, были и фотографии. Пазл складывался в уродливую картину. Ее свекровь не просто оклеветала ее. Она подготовила операцию.
Сергей, ты должен верить мне. Не ей, а мне, в ее голосе звучало отчаянное pleading.
Верить? он посмотрел на нее долгим, тяжелым взглядом. Я не знаю, кому верить. Но она моя мать. И она никогда мне не лгала.
Эти последние слова пов
