**Дневниковая запись**
Я собрал всю семью на ужин и поставил перед каждым красивую, но пустую тарелку с изысканным узором. Только перед внучкой Аней поставил полную.
Евгений Петрович Морозов окинул стол тяжёлым, всевидящим взглядом.
Вся его родня была в сборе. Сын Дмитрий Евгеньевич с женой Алиной. Дочь Вера Евгеньевна с мужем Геннадием.
И Анна Геннадьевна, его внучка Аня, тонкая, как тростинка, с тихими, внимательными глазами, которые взрослые ошибочно принимали за испуганные.
В воздухе витал запах нафталина от парадных костюмов и холодных денег.
Белоснежные перчатки официантов беззвучно расставили перед гостями тарелки. Фарфор тонкой работы, с ручной росписью золотые причудливые узоры по кобальтовому краю. Идеально, демонстративно пустые.
Только перед Аней поставили тарелку, полную еды. Ароматный кусок запечённой форели, нежная спаржа, сливочный соус с травами. Внучка замерла, втянув голову в плечи, будто этот ужин был её личной виной.
Первым не выдержал Дмитрий. Его ухоженное лицо залилось багрянцем.
Отец, что за спектакль?
Алина тут же шикнула на мужа, положив свою тонкую, унизанную кольцами руку на его локоть.
Дима, я уверена, у Евгения Петровича есть веское объяснение.
Я не понимаю, тихо проговорила Вера, растерянно глядя то на свою пустую тарелку, то на непроницаемое лицо отца. Её муж Геннадий лишь презрительно скривил губы.
Евгений Петрович медленно взял в руки тяжёлый хрустальный бокал.
Это не спектакль, дети. Это ужин. Справедливый ужин.
Он кивнул на тарелку внучки.
Кушай, Анюта. Не стесняйся.
Аня испуганно взяла вилку, но к еде не притронулась. Взрослые смотрели на неё так, будто она украла этот ужин у них. У каждого из них.
Евгений Петрович сделал маленький глоток вина.
Я решил, что пришло время ужинать честно. Сегодня каждый из вас получит ровно то, что заслужил.
Он посмотрел на сына.
Ты же всегда твердил мне, что главное справедливость и здравый смысл. Вот он, твой здравый смысл. В чистом виде.
На лице Дмитрия напряглись жвалы.
Я не собираюсь участвовать в этом фарсе.
Почему же нет? усмехнулся Евгений Петрович. Самое интересное только начинается.
Дмитрий резко отодвинул стул и поднялся. Дорогой костюм натянулся на его мощных плечах.
Это унизительно. Мы немедленно уходим.
Садись, Дмитрий, голос отца прозвучал негромко, но так, что сын замер. Он не слышал этого тона много лет. С тех пор, как перестал быть мальчишкой и научился просить деньги так, будто оказывает услугу.
Он медленно опустился обратно на стул.
Унизительно, Дима, это звонить мне в три ночи из подпольного казино и умолять покрыть твои долги, потому что «Алина не должна знать». А на следующий день за семейным столом рассказывать всем, какой ты успешный бизнесмен.
Алина вздрогнула и отдёрнула руку от локтя мужа, будто обожглась. Её взгляд упал на Дмитрия холодный и острый, как осколок стекла.
Твоя тарелка пуста, потому что ты привык есть с моей, продолжил Евгений Петрович, не повышая голоса. Ты берёшь, но никогда не возвращаешь. Вся твоя жизнь это кредит, который ты не собираешься отдавать.
Он перевёл взгляд на невестку. Алина мгновенно сменила выражение лица, натянув маску участия и заботы.
Евгений Петрович, мы вам так благодарны за всё
Твоя благодарность, Алина, имеет свой прейскурант. Твои визиты ко мне всегда удивительно совпадали с поступлением новых коллекций в твои любимые бутики. Помню, после твоего последнего «визита вежливости» на тебе появилось колье, которое ты сейчас так старательно прячешь за волосами. Удивительное совпадение, не правда ли?
Лицо Алины застыло. Маска дала трещину.
Евгений Петрович повернулся к дочери. Вера уже плакала тихо, беззвучно, роняя слёзы на белоснежную скатерть.
Папа, за что? Что я тебе сделала?
Ничего, Верочка. Ты абсолютно ничего мне не сделала. И ничего для меня не сделала.
Он сделал паузу, позволяя словам проникнуть под кожу.
Когда в прошлом месяце я слег с воспалением лёгких, твой курьер принёс букет. Красивый. Дорогой. К нему была приложена визитка с напечатанным текстом. Ты даже не удосужилась подписать её от руки. Я звонил тебе тем вечером. Пять раз. Ты не взяла трубку. Наверное, была очень занята на своём благотворительном базаре, где так трогательно рассказываешь о сострадании.
Вера заплакала громче. Её муж Геннадий, до сих пор молчавший, положил руку ей на плечо.
Мне кажется, это уже переходит все границы. Вы не имеете права так разговаривать с дочерью.
А ты, Геннадий, имеешь право? взгляд Евгения Петровича впился в зятя. Ты, который за пять лет брака так и не запомнил, что я Петрович, а не Васильевич? Для тебя я лишь досадное приложение к наследству. Безымянный счёт в банке.
Геннадий откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Его лицо выражало едва скрываемое презрение.
А Аня всё это время сидела перед своей полной тарелкой. Рыба холодела. Сливочный соус застывал. Она не смела поднять глаза.
А Аня произнёс Евгений Петрович, и его голос впервые за вечер потеплел. Анина тарелка полна, потому что она единственная, кто пришёл сюда сегодня не с протянутой рукой.
Он взглянул на внучку.
На прошлой неделе она пришла ко мне. Просто так. Принесла вот это.
Евгений Петрович достал из кармана пиджака маленькую, потёртую брошь в виде ландыша. Эмаль кое-где облупилась, шпилька погнулась.
Она нашла её на блошином рынке. И потратила на неё все свои карманные деньги. Сказала, что цветок похож на тот, что был на моём старом платье с фотографии.
Он обвёл вз
