Я случайно услышала, как муж говорил по телефону: «Ей осталось недолго». После этого я перестала принимать таблетки, которые он мне давал.

Дверь в кабинет была приоткрыта. Всего на палец, но этого хватило, чтобы его голос, обычно мягкий и обволакивающий, как тёплый плед, донёсся до меня сухим, безжизненным тоном.

Да, всё идёт по плану. Врачи говорят, ей осталось недолго.

Я застыла посреди коридора, сжимая в руке стакан с водой. В другой две капсулы, которые Серафим Аркадьевич, мой муж, приносил мне дважды в день. «Твои витамины, дорогая, для сил. Чтобы ты быстрее поправилась».

За полгода брака я привыкла к этой «заботе». Привыкла к слабости, к туману в голове, к тому, что огромный мир сжался до стен нашей квартиры. Я почти поверила, что тяжело и безнадёжно больна.

Но эта фраза, брошенная в телефонную трубку, была лишена даже намёка на сочувствие. В ней слышался холодный, как сталь, расчёт.

Я медленно, на ватных ногах, вернулась в спальню. Руки дрожали. Подошла к окну, распахнула его и, не разжимая кулака, выбросила капсулы в густые заросли сирени под окном. Я больше не приму ни одной его таблетки.

Утром он вошёл с подносом. Та же улыбка, тот же «заботливый» взгляд. Но теперь я видела только маску, под которой скрывался хищник.

Доброе утро, моя спящая красавица. Время для лекарств.

Я сглотнула густую слюну.

Я уже выпила, солгала, стараясь говорить ровно. Нашла на тумбочке и запила водой. Проснулась рано.

Он нахмурился, всего на миг. Оглядел тумбочку, стакан.

Молодец. Заботишься о себе. Это хороший знак.

Весь день я притворялась апатичной, как обычно. Но было тяжело. Тело, лишённое привычной дозы яда, бунтовало.

Меня морозило, кружилась голова, а вместо тумана возникали острые и болезненные вспышки ясности. Я словно ломалась, как наркоман без дозы.

На следующий день я снова «выпила» таблетки до его прихода выбросила их в сирень. Серафим Аркадьевич явно был недоволен.

Верочка, договоримся: ты будешь ждать меня. Важно принимать их в одно и то же время.

Он стал внимательнее. Чаще заходил в спальню, подолгу сидел у кровати, вглядывался в глаза, словно пытался что-то там прочесть.

Ты сегодня какая-то бледная. И руки холодные. Может, увеличить дозу?

Не надо, прошептала я. Мне немного лучше.

Это была опасная игра на выживание.

Ночи превратились в пытку. Я лежала без сна, притворяясь спящей, и слушала, как он ворочается рядом. Каждый его вздох выстукивал в моём сердце ледяное эхо. Однажды ночью он встал и вышел.

Я дождалась скрипа двери его кабинета и тихо, держась за стену, чтобы не упасть от головокружения, пошла следом.

Он снова говорил по телефону, на этот раз тише, почти шёпотом.

Она что-то подозревает. Отказывается от еды, говорит, нет аппетита. Стала слишком ясной. Взгляд изменился.

Я прижалась к стене. Сердце стучало так громко, что, казалось, он должен его услышать.

Нужно ускориться. Я уже договорился с нотариусом. Степан Олегович человек толковый. Я объяснил ему, что ты, как врач, советовал оформить доверенность, пока она ещё что-то понимает. Её подпись и всё. Состояние Инны Павловны станет моим.

Инна Павловна. Моя мать. Она умерла год назад, оставив всё мне. Наследство, которое мой муж уже считал своим.

Я успела вернуться в кровать за мгновение до его возвращения. Он наклонился надо мной, и я почувствовала резкий, химический запах, исходивший от его рук. Запах моих «витаминов».

Утром я нашла силы дойти до старой гардеробной. Там, в глубине шкафа, стояла моя коллекция винтажные флаконы духов. Единственная моя страсть до него.

Я взяла тяжёлый хрустальный флакон. Аромат прошлой жизни пробивался даже сквозь плотно закрытую пробку.

Что ты здесь делаешь? его голос за спиной заставил меня вздрогнуть. Тебе нельзя вставать.

Я медленно обернулась.

Решила вспомнить, чем я пахла, пока не стала пахнуть только больницей и лекарствами.

Он скривился.

Чушь. Пылесборники. Кстати, я нашёл прекрасного антиквара. Он даст хорошую цену за всё это стекло. Нам сейчас очень нужны деньги на твоё лечение.

Он коснулся флакона в моей руке. И тогда я поняла. Ему нужны не только мои деньги. Он хотел стереть меня мою личность, моё прошлое.

Я опустила глаза, пряча вспышку ненависти. Медленно кивнула.

Хорошо. Продай, если нужно.

Его пальцы разжались. Он не ожидал такой покорности.

Вот и умница. Я же о тебе забочусь.

Но я уже знала, что делать. Его самоуверенность станет моей ловушкой.

Через два дня появился нотариус. Немолодой, лысоватый мужчина с портфелем, от которого пахло нафталином и законом. Его звали Степан Олегович.

Серафим суетился вокруг меня.

Верочка совсем слаба, Степан Олегович. Но она понимает всю важность момента. Это лишь доверенность на управление делами, пока она больна.

Нотариус откашлялся и подал мне бумаги. Я взяла ручку. Рука, ещё недавно бессильная, теперь наполнилась силой. Но я заставила её дрожать.

Я наклонилась над документом, вывела первую букву своей фамилии. И вдруг рука дёрнулась сильнее, будто от судороги. Жирная чернильная клякса расплылась как раз там, где нужно.

Ой, простите пролепетала я. Рука не слушается.

Лицо Серафима окаменело.

Ничего страшного, выдавил он. Мы можем перепечатать.

Степан Олегович недовольно сжал губы.

У меня следующая встреча. Но в таком состоянии вы уверены, что ваша жена осознаёт свои действия?

Это был первый удар по его плану.

Конечно, осознаёт! крикнул Серафим слишком громко. Это просто мышечная слабость.

Когда нотариус ушёл, маска заботы спала с лица моего