У могилы богатая женщина услышала от бродяги вопрос: «Вы тоже знали мою мать?» и потеряла сознание.

Для большинства кладбище место скорби и прощания. Для Вениамина оно стало домом. Не в буквальном смысле крыши над головой у него не было, разве что полуразрушенная часовенка, куда он забирался в лютые морозы. Но душой он чувствовал себя здесь своим.

Тишину нарушали лишь птицы да редкие рыдания пришедших помянуть усопших. Здесь на него не тыкали пальцем, не гнали, не смеялись над рваной телогрейкой и стоптанными валенками. Мёртвым было всё равно и в этом крылась странная, умиротворяющая справедливость.

Веня проснулся от холода на картоне, служившем ему постелью, блестела роса. Воздух был прозрачным, туман клубился над крестами, словно укрывая их от посторонних глаз. Он сел, потёр глаза и, как всегда, окинул взглядом своё владение ряды памятников, заросших бурьяном и мхом.

Утро начиналось не с чая, а с обхода. Проверить, не растрепали ли ветер венки, не повалили ли цветы, не шастали ли ночью чужие. Его единственным другом и начальником был дядя Миша седой, ворчливый сторож с хриплым голосом, но добрым взглядом.

Опять торчишь, как столб? донёсся из сторожки его голос. Иди чай пить, пока не околеешь.

Сейчас, дядя Миша, буркнул Веня, не отрываясь от дела.

Он направился к скромной могиле в уголке кладбища. Простой серый камень с надписью: «Анфиса Петровна Белова. 19682012». Ни фотографии, ни пышных слов. Но для Вени это было святое место. Здесь лежала его мать.

Он почти не помнил её ни лица, ни голоса. Его память начиналась с детдома, с холодных стен и чужих лиц. Она ушла слишком рано. Но здесь он чувствовал тепло, будто кто-то незримо стоял рядом. Будто она всё ещё смотрела на него. Мама. Анфиса.

Он выдрал сорняки, протёр камень мокрой тряпкой, поправил букетик полевых цветов, собранных накануне. Говорил с ней о погоде, о вороне, что каркала вчера, о том, что дядя Миша дал ему щей. Жаловался, благодарил, просил защиты. Верил, что она слышит. Эта вера держала его на плаву. Для мира он был никем бродягой, отбросом. Но здесь, у этого камня, он был кем-то. Сыном.

День шёл своим чередом. Веня помог дяде Мише подлатать ограду, получил миску горячих щей и снова вернулся к «маме». Сидел на корточках, рассказывал, как солнце пробивалось сквозь туман, когда вдруг тишину разорвал скрежет гравия под колёсами.

К воротам подкатил чёрный лимузин. Из него вышла женщина будто со страницы глянца. Кашемировое пальто, безупречная причёска, лицо, на котором читалась скорбь, но не отчаяние, а достоинство. В руках огромный букет белых лилий.

Веня съёжился, стараясь стать невидимкой. Но женщина шла прямо к нему. Прямо к могиле его матери.

Сердце сжалось. Она остановилась у камня, и её плечи задрожали беззвучные, глухие рыдания. Она опустилась на колени, не замечая, как пачкается её дорогое пальто, и положила лилии рядом с его скромным букетиком.

Простите прошептал Веня, не в силах молчать. Он чувствовал себя хранителем этого места. Вы к ней?

Женщина вздрогнула, подняла на него глаза мокрые, растерянные.

Да, выдохнула она.

Вы тоже знали мою маму? спросил Веня с детской прямотой.

В её взгляде мелькнуло замешательство. Она медленно оглядела его рваньё, худое лицо, глаза, полные наивной веры. Потом снова взглянула на надпись: «Анфиса Петровна Белова».

И вдруг поняла. Резко вдохнула, побледнела, губы задрожали. Глаза закатились, и она начала падать. Веня успел подхватить её.

Дядя Миша! Сюда! закричал он в панике.

Сторож примчался, запыхавшись, но сразу сообразил, что делать.

Тащи в сторожку! Чего уставился?

Вдвоём они доволокли её до крохотной комнатки, пропахшей чаем и махоркой, уложили на потертый диван. Дядя Миша плеснул ей в лицо воды, сунул под нос нашатырь. Она застонала, открыла глаза, огляделась, будто не понимая, где находится. Потом взгляд её упал на Веню, стоявшего в стороне и мявшего в руках затасканную шапку.

Она смотрела на него долго, словно искала в его чертах что-то знакомое. Шока в глазах больше не было только глубокая, невыносимая грусть и странное узнавание. Она приподнялась, протянула руку и прошептала слова, перевернувшие его жизнь:

Как долго как долго я тебя искала

Веня и дядя Миша переглянулись. Сторож налил воды в стакан, подал женщине. Она отпила, пришла в себя и заговорила твёрже:

Меня зовут Лидия. Чтобы ты понял мне нужно рассказать всё с начала.

И она начала. Её история унесла их на тридцать лет назад.

Тогда она была деревенской девчонкой, приехавшей в Москву за лучшей жизнью. Без гроша за душой устроилась горничной в богатый дом. Хозяйка властная, жестокая вдова держала всех в страхе. Единственным светом стал её сын Виктор. Красивый, обаятельный, но слабый, полностью подчинённый матери.

Их любовь была тайной и обречённой. Когда Лидия забеременела, Виктор струсил. Обещал жениться, но под напором матери сдался. Вдове не нужна была нищая невестка с внебрачным ребёнком.

Лидию держали в доме до родов, пообещав потом выгнать, а ребёнка сдать в детдом. Лишь одна женщина поддерживала её другая горничная, Феня. Анфиса.

Тихая, незаметная, Анфиса всегда была рядом подкармливала, утешала. Лидия считала её единственной подругой, не замечая тени в её глазах. Зависти. Глухой, болезненной к её молодости, красоте, любви Виктора, даже к её ребёнку, которого сама Анфиса так и не смогла иметь.

Роды были тяжёлыми. Когда Лидия очнулась, ей сказали, что ребёнок умер.