Женщина оставила младенца на пороге детского дома в лютый мороз. Но спустя время…

Снег падал тихо и мягко, укутывая улицы, крыши домов, плечи прохожих. Сквозь белую пелену пробиралась женщина. В руках она держала ребёнка крошечный свёрток в сером одеяле, в маленькой шапке. Мальчик мирно спал, прижавшись к её груди, не зная, что его жизнь вот-вот изменится навсегда.

Женщина остановилась перед зданием с облупившейся вывеской: «Дом малютки 4». Она подняла глаза к небу, будто ища прощения или силы. Но небо оставалось глухим. Руки её дрожали, сердце стучало так громко, что, казалось, его слышно за версту.

Она осторожно положила младенца на порог и оставила рядом записку:

*«Серёжа. Прости меня. Люблю его. Не могу иначе.»*

Постояла ещё мгновение, словно надеясь, что её остановят. Пальцы судорожно сжались, плечи содрогнулись от слёз. Потом шаг назад. Ещё один. И побежала. В ночь, в темноту, прочь от всего, что знала.

Минуты спустя дверь распахнулась. На пороге стояла Валентина Ивановна воспитательница лет пятидесяти. Увидев ребёнка, она быстро наклонилась, подняла его и прижала к себе:

Кто же тебя бросил, родной?.. Замёрз бы тут

Она ещё не знала, что этот момент останется с ней навсегда. Как снежинки, тающие на ресницах малыша, как он инстинктивно съёжился, будто почувствовал холод этого мира.

Для Серёжи этот дом стал первым и единственным. Сначала кроватка с решёткой. Потом группа в детском саду с жёлтыми шкафчиками. Позже школьный класс, пропахший старыми учебниками и линолеумом.

Он привык. К голосу Валентины Ивановны, к строгости Евгении Аркадьевны, к бесконечным «не шуми, не балуй». Привык не ждать ничего хорошего. Потому что каждый раз, когда приходили «взрослые» те, кто мог забрать его из детдома, сердце замирало. Но снова и снова: его не выбирали. И он делал вид, что ему всё равно.

Когда Серёже было восемь, его друг Витя спросил:

А вдруг твоя мама жива? Может, ищет тебя?

Нет, тихо ответил Серёжа.

Почему ты так думаешь?

Потому что если бы искала давно бы нашла.

Он сказал это спокойно. Но ночью долго лежал, уткнувшись лицом в подушку, сдерживая слёзы, чтобы никто не услышал.

Шли годы. Детдом учил выживать: давать сдачи, терпеть удары, быть своим в стае. Но Серёжа был другим. Он много читал, мечтал, хотел учиться. Не хотел оставаться здесь навсегда.

Когда ему исполнилось четырнадцать, он спросил Валентину Ивановну:

Почему она меня бросила?

Та помолчала, прежде чем ответить.

Иногда у людей нет выбора. Иногда жизнь слишком жестока. Может, ей тоже было очень трудно.

Ты бы бросила?

Она не ответила. Только ласково погладила его по голове.

В шестнадцать Серёжа получил свой первый паспорт. В графе «отец» прочерк. В графе «мать» пустота.

Он продолжал жить в детдоме, готовился к поступлению в колледж. По вечерам подрабатывал грузчиком на складе за городом мыл полы, таскал коробки, терпел ругань водителей.

Не жаловался. Знал: если сломается ничего не останется.

Иногда ему снился один и тот же сон: он бежит по бескрайнему полю. Вдалеке женщина. Машет ему, зовёт, но слов не разобрать. Он бежит, кричит, но чем ближе подбегает тем дальше она отдаляется.

Однажды вечером он открыл старый шкаф и нашёл ту самую записку. Она хранилась в его личном деле, которое он тайком попросил у Валентины Ивановны. Бумага была помята, буквы размыты, будто написаны дрожащей рукой испуганной девочки.

*«Серёжа. Прости меня. Люблю его. Не могу иначе.»*

Он перечитывал строки снова и снова, словно пытался прочувствовать каждое слово. И однажды понял: больше не может жить без правды.

Он начал с архивов. Записался в ЗАГС, узнал номер своего дела именно под ним он попал в дом малютки. Информации было минимум: дата рождения, состояние здоровья, примерный возраст. Всё. Но была записка. Та самая.

И одна зацепка номер роддома.

Серёжа отправился туда. Его встретила женщина с пронзительными голубыми глазами акушерка Мария Петровна, работавшая там с конца девяностых.

Январь 2004? задумалась она. Помню одну девочку. Очень молоденькую. Приехала из деревни. Родила мальчика А потом исчезла. Даже документы не оформила. Мы пытались её разыскать, но будто сквозь землю провалилась.

Как её звали?

Кажется, Наташа или Таня Худенькая, всё время плакала. Говорила, мать выгнала, отец ребёнка сбежал.

Это было больше, чем он осмеливался надеяться.

Он поехал в районный архив, перелистал записи о новорождённых за тот период. Одна запись от 11 января гласила: «мальчик, мать неизвестна, роддом 3». Это был он.

Дальше были поездки по деревням. Серёжа ходил по домам, расспрашивал стариков. Кто-то отмахивался, кто-то говорил: «Нельзя, сынок, в прошлое вернуться».

Но в одной деревне Никольское ему повезло. В местном магазине он увидел женщину с такими же серыми глазами, как у него. Что-то ёкнуло внутри.

Извините Вас зовут Наташа? осторожно спросил он.

Женщина обернулась. Лицо её вдруг побелело.

Серёжа?..

Откуда вы знаете моё имя?

Я она опустилась на ступеньку крыльца. Я всю жизнь тебя помнила. Бросила, потому что не знала, как жить. Мне было семнадцать. Из дома выгнали. В подвале пряталась. Ни денег, ни еды. Думала, если останусь с тобой оба умрём. Поэтому ушла. После этого ночами не спала. Каждый день молилась. Пыталась тебя найти, но никто ничего не говорил

Он молчал.

Я не прошу прощенья. Не прошу любви. Просто хотела, чтобы ты знал: я тебя любила. Всегда. Просто была слабой.

Он медленно подошёл и сел рядом. Смотрел вдаль. Потом тихо сказал:

Не знаю, как тебя теперь называть. Не знаю, как это строить Но хочу

Оцените статью
Женщина оставила младенца на пороге детского дома в лютый мороз. Но спустя время…
Я променял настоящую любовь на пустую красоту — и теперь горько жалею о своём выборе